Вам у нас понравится! — Игорь, принеси, пожалуйста, воды… — голос Ольги звучал чуждо, сухо и ломко, словно прошлогодняя листва.
Он едва пробивался сквозь тяжёлую вату, которой её полностью окутало.
Тело стало единым сплошным очагом ноющей боли.
Болело всё: от кончиков пальцев до корней волос.
Кожа пылала, а под ней, казалось, пробегал холодный, колючий озноб.
Градусник, который она с трудом сбросила полчаса назад, показал 39,8.
Это уже не была просто болезнь — это было изменённое сознание, полубредовое состояние, где реальность смешивалась с кошмарами.
Из соседней комнаты донёсся приглушённый, раздражённый звук, похожий на то, как кто-то оторвал голову от подушки.
Игорь появился в дверном проёме спальни не сразу.
Сначала он нацепил медицинскую маску, тщательно расправив её на переносице, и лишь затем вошёл.
Он выглядел так, будто входит в помещение с биологическим оружием.
Он остановился в паре метров от кровати, настороженно глядя на жену. — Ольг, ну что с тобой?
Я же только что приносил, — в его голосе не было ни капли сочувствия, лишь глухое, почти детское раздражение. — Я так заразюсь от тебя, завтра на работу идти надо.
У меня проект горит, ты же знаешь. — У меня всё пересохло… Пожалуйста, — снова прохрипела она, пытаясь приподняться на локтях, но голова тут же закружилась, и она рухнула обратно на мокрую от пота подушку.
Он тяжело выдохнул, всем видом показывая, какое непосильное бремя на него свалилось.
Пошёл на кухню, нарочно громко шаркая тапками.
Через минуту вернулся с чашкой, наполненной едва наполовину, и поставил её на самый край тумбочки, как можно дальше, чтобы ни в коем случае не коснуться её постели. — Вот.
Только пей сама, хорошо?
Я не хочу таскать твои микробы по всей квартире.
Ольга смотрела на него сквозь мутную пелену лихорадки.
На это раздражённое, брезгливое лицо, спрятанное за глупой синей маской.
На то, как он старательно держится на расстоянии.
Это был её муж.
Человек, которому три года назад она сказала «да» в Лубнах.
Человек, который обещал быть рядом «и в горе, и в радости».
Похоже, грипп с высокой температурой относился к какой-то другой, не оговоренной в клятве категории. — Игорь… надо бы в аптеку сходить.
Жаропонижающее закончилось.
И лимоны купи, и имбирь.
Я даже встать не могу, — её просьба прозвучала жалобно, словно скулёж. — Господи, опять в аптеку… Там сейчас толпы таких же больных, рассадник инфекции, — пробурчал он, отступая в коридор. — Я посмотрю, что там с работой.
Может, позже схожу.
Если время будет.
И он ушёл.
Просто ушёл в другую комнату и плотно закрыл за собой дверь.
Ольга услышала щелчок замка.
Он заперся.
От неё.
Словно она была не больным близким человеком, а прокажённой.
Через несколько минут из-за двери доносились приглушённые звуки выстрелов и команд — он сел за компьютер.
Надел наушники, чтобы не слышать её.
Чтобы отделиться от её болезни, её стона, её существования.
Обида была острой, почти физической, почти такой же сильной, как головная боль.
Она лежала, глядя в потолок, и слушала эти отдалённые, нереальные звуки компьютерной войны, пока её тело вела настоящую схватку с вирусом.
Она ощущала себя бесконечно одинокой.
Не просто одинокой — покинутой.
Оставленной умирать в своей постели человеком, который выбрал виртуальные сражения вместо реальной помощи.
Время тянулось, словно расплавленный сыр.
Ей казалось, что прошло несколько часов.
Вода в чашке давно кончилась.
Жар становился невыносимым, реальность таяла, и в этом лихорадочном бреду всё отчётливее проступало лицо Игоря — чужое, холодное, за синей маской равнодушия.
Она начала проваливаться в тяжёлый, липкий сон, и последней ясной мыслью было: «Он меня ненавидит».
Ольгу вырвал из забытья резкий, назойливый звонок.
Звук был настойчивым и требовательным и исходил из той части квартиры, где находился её муж.
Сначала она не поняла, что это.
Телефон.
Кому-то звонили Игорю.
Сквозь ватную пелену болезни она услышала, как в его комнате стихли выстрелы, а затем прозвучал его голос — на удивление бодрый и ясный.
Он снял наушники. — Да, мам, привет!
Что-то случилось? — голос был полон заботы.
Ни капли раздражения, ни следа усталости.
Ольга прислушалась.
Голос свекрови, Тамары Ивановны, она, конечно, не расслышала, но по ответам Игоря картина стала вырисовываться сама собой.
И эта картина была жуткой. — Что значит «нехорошо»?
Давление?
Что показывает аппарат?
Сто сорок на девяносто?
Ну, это не критично, но неприятно, да… Кружится голова?
Сильно? — в его голосе появилось искреннее беспокойство.
Та самая тревога, которой Ольга ждала весь день. — Таблетки принимала?
Какие?
Под язык ничего не клала?
Понял.
Сиди, не двигайся.
Я сейчас приеду. «Сейчас приеду».
Эти два слова ударили Ольгу, словно пощёчина.
Она даже приподнялась на кровати, забыв про слабость.
Комната закружилась, но она удержалась, вцепившись в изголовье.
Дверь его комнаты распахнулась.
Игорь рванул оттуда, словно ошпаренный.
