Он приобрёл его, но не собирался работать и не платил по кредиту. В итоге дом выставили на продажу из-за долгов. И он, как трус, ничего вам не сказал.
Я выкупила дом не на своё имя. Теперь, после развода, в документах будет стоять уже моё имя.
Она опустила взгляд. — Ты… ты не имела права… — Имела.
Гости начали расходиться.
Кто-то пожал мне руку.
Кто-то посмотрел с уважением.
Дмитрий ушёл первым, хлопнув дверью.
Тамара Ивановна собрала вещи и вышла, не попрощавшись.
Я осталась одна в своём доме.
Нет — не совсем одна.
Сын спал наверху.
Я поднялась к нему и посмотрела на его спокойное лицо.
Он похож на отца.
Но в его глазах — моё упрямство. — Ты будешь свободным, — прошептала я. — Ты не будешь жить по чужим правилам.
На следующий день началась новая жизнь.
Игорь пытался вернуться.
Он присылал цветы.
Писал письма.
Утверждал, что «всё понял».
Я не ответила.
Тамара Ивановна обратилась в суд — требовала «права на проживание».
Суд отказал.
Дом — мой.
Прошёл год.
Я сижу на террасе.
Пью кофе.
Рядом сын рисует солнце.
В калитке появился гость.
Женщина лет сорока, с чемоданом и робкой улыбкой. — Простите, вы — та самая… которая… — Да, — отвечаю я. — Это мой дом.
Моя жизнь.
Она кивает. — Я слышала вашу историю.
Меня тоже… выгоняют.
Я приглашаю её войти.
Потому что свобода — не только для меня.
А в тот день, когда я выпила бокал за свободу, я поняла главное: семья — это не место, где терпят.
Семья — это место, где уважают.
Если в доме нет уважения — это не дом.
Это тюрьма.
А я давно вышла на волю.
