Сайт для Вас!
Свекровь усмехнулась. — Надеюсь, ты не потратилась зря.
Я всё равно ничего от тебя не приму.
Она раскрыла изящную бархатную коробочку, которую я протянула ей с лёгкой улыбкой.
Внутри лежали документы на дом — тот самый, где сегодня проходило семейное торжество по случаю дня рождения моего супруга, Игоря.
Дом, в котором я почти семь лет ощущала себя чужой.
Свекровь застыла.
Её пальцы слегка задрожали.
В зале, который минуту назад был наполнен смехом и звоном бокалов, воцарилась тишина. — Не принимайте, — спокойно сказала я, глядя прямо в её глаза. — Просто освободите дом.
Сегодня вы здесь гости.
Она медленно подняла на меня взгляд, полный недоумения, обиды… и страха.
А я наконец-то сделала глоток из бокала — за свободу.
За свою свободу.
В этот дом я попала не по своей воле.
Отец выдал меня замуж за богатого жениха.
Точнее — за того, кого он считал состоятельным.
Игорь тогда только начинал строить бизнес — торговал стройматериалами, арендовал склады, мечтал о собственном заводе.
Отец увидел в нём «перспективного человека».
А я… я видела лишь чужого мужчину с холодным взглядом и рукопожатием, словно он уже оценивал меня как инвестицию.
Свекровь, Тамара Ивановна, с самого начала держалась от меня на дистанции.
Она сказала Игорю: — Ты выбрал красивую куклу.
Надеюсь, она умеет не только молчать.
Я промолчала.
Молчание стало моей защитой.
Свадьба прошла быстро, без излишеств.
Через неделю после неё Тамара Ивановна с мужем переехали в наш дом в новом районе, который Игорь купил на последние деньги в кредит.
Я не возражала.
Что я могла сказать?
Этот дом был не моим.
Это была сцена, на которой я исполняла роль «хорошей жены» по чужому сценарию.
Но Тамара Ивановна не просто жила с нами.
Она управляла всем.
Она решала, что готовить, когда убираться, как одеваться.
Она выбрала мне салон для стрижки и даже запрещала носить красные платья — «это цвет женщин лёгкого поведения».
Игорь молчал.
Он всегда молчал. — Она старше, уважай, — говорил он, когда я жаловалась. — А я моложе — значит, не человек? — спрашивала я.
Он лишь вздыхал и уходил в кабинет.
Прошёл год.
Затем второй.
Потом третий.
