В этот дом аист не прилетал так долго, что его перестали ждать. Немолодые уже супруги, прекрасная пара врачей, в конце концов, смирились и усыновили пятилетнюю девочку по имени Соня – та лежала с воспалением легких в той самой больнице, где оба они работали, и девочка им приглянулась.
Соня в детском доме была совсем недавно – ее мать умерла от передозировки, а других родственников у нее и не было. Это было не так уж и плохо – девочка была хотя и беспризорная, но домашняя, к какой-никакой любви приученная.
Первое время сложно им было, но через год все сладилось – Соня из тощего ребенка с синюшной кожей превратилась в румяную куколку, послушную и ласковую, только вот читать никак не хотела учиться.
— Кеша, да оставь ты ее, в школе научат, – успокаивала мужа Лариса, которую их занятия изрядно раздражали: у нее и так голова болела постоянно, а тут еще и это.
Мужу она не говорила, но что-то со здоровьем у Ларисы было не так – стоило ей встать, как в глазах темнело, сколько ни пей анальгетиков, в висках вечно трещит, еще и аппетит совсем пропал. Заподозрила она недоброе и пошла втихую от мужа анализы сдавать – одно, другое, третье…
— Да все с тобой в порядке, – говорила ей приятельница, терапевт с опытом. – Ну, гемоглобин немного понижен, но не критично, ты сама говоришь, что почти ничего не ешь. Погоди… А уж не беременна ли часом ты?
Ларисе и в голову не могло прийти, что в сорок четыре года она забеременеет – что за глупости, уж если столько лет пытались и ничего… Но к гинекологу пошла, решив, что проблема как раз тут может скрываться – ранний климакс у нее, не иначе.
— Э, подруга, четвертый месяц у тебя, поздравляю! – заявила ей знакомая, у которой Лариса много лет лечилась от бесплодия. – Там, где медицина бессильна, помогает только чудо, правда ведь?
Эта новость немного ошеломила Ларису – как же так, у нее и возраст уже вон какой, и Сонечка ревновать будет. А вдруг она разлюбит Соню, когда своего ребенка родит? Хоть бы это был мальчик!
Иннокентий же был просто на седьмом небе от счастья и каждому встречному рассказывал, что случилось чудо, и в пятьдесят один год он, наконец, станет отцом.
Родилась девочка – здоровая, с карими глазками, как у папы, с тугими кудряшками, как у мамы, горластая – не пойми в кого!
Тут уж получили они полный комплект всех проблем, по сравнению с которыми нежелание учиться читать казалось милой прихотью: девочка все время орала, просыпалась каждый час, требовала носить ее на руках.
По мере взросления легче с ней не становилось: кризис трех лет растянулся на год, в садике была главной задирой, в школе училась плохо, не то, что старательная Сонечка, а про подростковый возраст вообще страшно вспоминать.
Полина, правда, помнила это совсем иначе. Ее детство было окрашено бесконечной тревожностью немолодых родителей: туда не ходи, это не пробуй, тут продует, нам покусают. По природе своей она была любопытной и смелой, и жить в этих правилах и ограничениях было непросто, отсюда и подростковые закидоны.
А еще она страшно ревновала родителей к старшей сестре – той всегда отдавали самый вкусный кусок, подарков ей доставалось в два раза больше, а ругали ее в два раза меньше, даже когда она заслуживала.
Этого отношения Полина не понимала – обычно младших балуют, а тут все старшей и старшей. Она только и слышала:
— А Соня в твоем возрасте…
— Посмотри, как Соня…
И так далее.
Полина не знала, что Соня – приемная дочь. Сама-то Соня, конечно, была в курсе, но никогда об этом не говорила, как и родители, а больше кто бы ей сказал?
Узнала Полина все случайно, вернувшись домой раньше обычного – голова разболелась, а последними парами все равно были скучные предметы (к тому времени, Соня уже окончила медицинский институт, пошла по стопам родителей и поступила в ординатуру, а Полину с трудом устроили в колледж на дизайнера).
День был жаркий, будто еще летний, и дверь была приоткрыта, чтобы создать хоть какое-то подобие сквозняка. Родители были в отпуске, только вернулись из леса, набрав два ведра грибов, и теперь сидели на кухне и начищали их.
— Вот все говорят гены, – услышала Полина голос отца. – А на деле – непонятно что влияет. Воспитали мы их одинаково, а ты посмотри, что вышло! Соня хоть и по крови не наша, но похожа-то как на нас! А Полька – родная кровь, только где там наша кровь затерялась – неясно. Так что чушь это все, и гены, и воспитание. Я так считаю, что дело в душе.
— Кешенька, ты чего это, в религию решил податься на старости лет?
— А почему бы и нет? Кто-то же всех нас создал? И чудеса какие творятся – вон, дочка наша разве не чудо? Нет, Ларочка, как ни крути, а Бог – он есть.
Полина стояла онемевшая, не в силах пошевелиться. Она вовсе и не думала подслушивать, но обнаружить себя сейчас уже было поздно.
— Если он есть, то пусть образумит как-нибудь нашу девочку, устала я с ней воевать. Хоть бы в колледже училась, правда, что за профессию она себе выбрала… Ну разве это профессия? Хорошо, что хоть Сонечка правильно все делает. Не зря мы ее удочерили.
Осторожно, шаг за шагом, Полина отступила к выходу и выскользнула за дверь. Душу ее переполняли смятение и обида – как же так получается, что родная дочь она, а любят больше Соню?
До ночи она прошаталась по улицам, дома, как обычно, получила выговор от родителей. Но сегодня он был окрашен как-то иначе, теперь Полина на все смотрела другими глазами.
Из колледжа ее отчислили после первой же сессии: в голове так и стояла та мамина фраза «что за профессию она себе выбрала», и учиться совсем не получалось.
Папа ругался, мама плакала, а Полине было все равно. Она устроилась барменом в любимую кофейню, где и встретила Толю.
Он был высок, широкоплеч, с черной бородкой и весь в татуировках. Даже Соня, когда они случайно ее встретили, прогуливаясь вечером по набережной, начала отчитывать сестру за такого парня – дескать, сразу видно, что он ненормальный, а родителям и вовсе такого нельзя было показывать.
И Полина не показывала, тем более они с Толей решили, что поедут жить в Таиланд. Как жить, на что жить, им было неважно, главное, что вместе.
Конечно, мама принялась причитать, уговаривала ее остаться – дескать, отец и так слаб, а случись с ним чего, как Полина из своего Таиланда будет добираться? Тут встряла Соня и рассказала родителям про подозрительного парня сестры, и все в их глазах встало на свои места – он заморочил ей голову, и до добра это не доведет.
Полина все равно улетела, хотя ей было жаль маму, и, тем более, отца, который и правда в последнее время стал сдавать, жаловался на сердце и почти не выходил из дома.
— Какая же ты эгоистка! — сказала Соня. – Вот я ни за что не променяю маму и папу на какого-то татуированного мужика!
Полина могла бы ей сказать, что, вообще-то, это не ее родители, но она не была жестокой, пусть злилась на сестру, на самом деле ее любила.
— Присматривай за ними, хорошо? – попросила она.
Мама была права – Полина не успела на папины похороны. Она вылетела сразу, же как узнала, но все равно опоздала.
Дома ее не было четыре года, и она поразилась, как сильно изменилась мама: не то, что постарела, но вся как-то ссохлась, согнулась чуть ли не пополам.
— Прогрессирующий артроз, – сухо сообщила Соня. – Пока ты там на пляжах загораешь, я тут за папой ухаживала, а теперь еще и мама на мне. Так что не обессудь – квартиру родители на меня отписали.
Полине было наплевать на эту квартиру, ее гораздо больше волновало, что теперь будет с мамой, но забытая почти обида всколыхнулась – и опять все приемной дочери, а родной ничего.
Через месяц она вернулась к Толе – к тому времени, они уже объехали несколько азиатских стран, и останавливаться пока не собирались.
Он освоил один из языков программирования, настоял на том, чтобы Полина прошла курсы дизайнеров, сам их оплатил, а потом она как-то заинтересовалась созданием сайтов, и все у них пошло неплохо.
Жить в теплых местах им нравилось, хотя они еще не определились, где хотят остановиться, может, и на родину вернутся.
Уезжала она с неспокойным сердцем, все время стояла перед глазами мамина скрюченная фигурка. Она обещала себе, что минимум раз в год будет приезжать домой, но ее планам не суждено было сбыться – сначала она сломала ногу перед самым вылетом, притом неудачно: долго лечили, делали две операции.
После этого Толя вдруг решил, что им нужно пожениться, а то его даже в палату к ней не пускали, пока она в больнице лежала – кто он, не муж же?
Сначала свадьба, потом Толю пригласили в Китай на работу, так что в следующий раз она смогла прилететь только через три года.
Дверь не открылась ее ключом, что было неудивительно – вместо старой, с потертой ручкой и привычными царапинами, блестела новая, железная.
Полина предупредила сестру, что прилетит (мама теперь редко брала трубку, зрение у нее упало, и сама она с телефоном не справлялась, но Соня регулярно набирала Полину и давала им с мамой поговорить), так что в дверь позвонила смело.
Встретил ее незнакомый мужчина, высокий импозантный красавец, она даже подумала, что дверь перепутала. Но из-за его плеча показалось чуть испуганное лицо старшей сестры.
— Полина, как хорошо, что ты прилетела! Заходи, заходи!
В квартире все было по-новому, незнакомая мебель, другие обои, даже запахи изменились.
— Я к маме, – сказала Полина, скинув обувь и бросив чемодан у порога.
— Погоди, — остановила ее Соня. – Мамы тут нет.
Сердце у Полины похолодело.
— Как нет?
Соня беспомощно посмотрела на так и не представившегося красавца. Он протянул Полине руку и сказал:
— Сергей, муж Сони. Проходите на кухню, мы торт специально купили, будем чай пить.
На кухне Полине рассказали, что мама совсем сдала – почти ничего не видит, не ходит, а Соне надо работать, так что пришлось устроить ее в пансионат.
— Ты не думай, – горячилась Соня. – Это не какой-то дом престарелых, платное приличное заведение, ей там хорошо.
Торт есть Полина не стала – вытребовала с сестры адрес пансионата и поехала туда.
Мама сидела в кресле, совсем неузнаваемая. На глазах странные очки в сеточку, смотрит телевизор.
— Мама?
Полине показалось, что ее голос прозвучал по-детски тонко.
Мама обернулась.
— Полина?
Она кинулась, бросилась на пол, обняла ее ноги.
— Мамочка, ну почему ты мне не сказала, что она тебя сюда упекала!
Мама гладила ее по спутанным волосам, улыбалась.
— Ну что ты, доченька, никто меня не упекал, я сама так решила. Ей тяжело, работа, а теперь еще и муж…
И вновь в душе всколыхнулась старая обида.
— Вы всегда ее больше любили, чем меня, – выпалила Полина. – А ведь она вам неродная!
— Что ты, доченька, – прервала ее мама. – Ну что ты такое говоришь!
— Ага, меня вы ругали, а ее хвалили, на мой день рождения ей подарки покупали, а на ее мне нет. Вы даже квартиру на нее переписали!
Мама смотрела на нее, словно Полине снова было пять, и она не могла понять, как завязывать шнурки.
— Все наоборот, девочка моя, все наоборот, – тихо проговорила она. – Мне было так стыдно, что я люблю тебя больше, чем ее, что всю жизнь я старалась загладить свою вину. И ругала я тебя только потому, что боялась за тебя безумно! За нее тоже боялась, но не так. И папа тоже – ты же читала его письмо.
— Какое письмо?
— А разве Соня тебе не отдала?
Полина покачала головой.
— Я поговорю с ней, – пообещала мама, и голос ее стал суше. – Ты не сердись, она просто ревнует.
Полина хотела возразить, но вдруг в памяти стали всплывать кадры. Они с папой идут по больнице, и он каждому встречному с гордостью говорит – это моя дочь! Мама заглядывает к ним в комнату, поправляет одеяла, и долго стоит над ней, смотрит, а Полина притворяется, что спит, и не может понять, что маме нужно.
Папа плачет на ее выпускном, а на выпускной Сони он не пошел – дежурство было, туда только мама пошла. Мама кричит как сумасшедшая, потому что нашла у нее сигарету, а ведь Соня давно уже курит, родители не могут этого не замечать…
Обняв маму еще крепче, Полина сказала:
— Мам, я заберу тебя отсюда. Сниму квартиру, будем вместе жить.
— Не надо, милая, зачем тебе это? И тебя муж ждет, я же все понимаю!
Полина покачала головой – она твердо решила.
В тот же день она позвонила мужу и все объяснила. Странно, но он ее не поддержал, тоже принялся уговаривать оставить все как есть, к маме можно чаще летать, да и все, а уход за ней лучше в пансионате будет. Полина обиделась и бросила трубку.
За неделю она разобралась со всеми делами – сняла квартиру, перевезла маму, с работой у нее и там было хорошо, можно из любой точки света работать, какая разница, в Китае она или здесь. Папино письмо у Сони она забрала и рыдала над ним всю ночь, еще больше уверяясь в том, что поступает правильно.
— Дура ты, – сказала ей сестра. – Мужа твоего быстро какая-нибудь китаянка окрутит.
Может, она была и права – время шло, а он и не говорил о том, что хочет переехать, отговаривался работой, проектами, обязательствами. Созванивались они все реже, разговоры их были все резче.
Да и времени у нее не было – работа, мама, дом и прочие дела. Конечно, она тосковала по мужу, но в глубине души считала, что все к лучшему – ей, как и маме, ставили бесплодие, и уже четыре года они не могли зачать ребенка.
Толю она любила по-настоящему и желала ему счастья, а раз она не может подарить ему радость отцовства, пусть это сделает другая. Поэтому она не удивилась, когда он перестал отвечать, всплакнула, конечно, но ситуацию отпустила.
Звонок в дверь прозвучал так громко, что она вздрогнула.
— Кто это? – послышался голос матери. – Соня приехала?
Надо отдать должное Соне – она раз в неделю приезжала навестить мать, даже теперь, когда Полина была с ней.
Полина открыла дверь и чуть не задохнулась – на пороге стоял Толя.
— Что-то жена не очень рада меня видеть, я посмотрю! – заулыбался он.
Полина бросилась ему на шею.
— Ты насколько приехал? – спросила она после бурных приветствий, знакомства с мамой и положенного чая с тортиком.
Толя посмотрел на нее, словно Полине было пять лет, и она не знала, как завязывать шнурки.
— Я навсегда, – сказал он.
И это было правдой. Он остался с ней, а через год ее мама стала бабушкой. Это событие взбодрило ее, и хоть на ноги она не встала, вела вполне-таки активную жизнь и с внучкой Полине помогала.
— В нашей семье все время случаются чудеса, – приговаривала она.
Соня тоже родила ребенка, а потом еще одного. Полина так и не смогла простить ее, но отношения поддерживала. Ради мамы.
