Три дня мы не обменивались ни словом. Он приходил поздно вечером и устраивался на диване в гостиной.
Утром уходил, даже не позавтракав.
Но на четвёртый день всё изменилось…
С раннего утра он отправился к матери в Васильков.
Вернулся бледным, словно полотно. — Мама исчезла, — выдохнул он, переступая порог. — Она оставила записку и… всё.
Он протянул мне листок.
Ровного почерка Тамары Сергеевны не было — чернила размазаны, видно, что она плакала, пока писала: «Сынок, не ищи меня.
Я поняла, что моё присутствие для твоей жены невыносимо.
Я ухожу, куда — не важно.
Жить буду там, где меня не выставят.
Прости, что была тяжестью.
Мама». — Это ты! — Сергей уставился на меня, в его глазах читалась такая боль и ненависть. — Ты довольна?
Добилась желаемого? — Сергей, я же не… — Замолчи! — рявкнул он. — Замолчи!
Если с ней что-то случится…
Он выскочил из квартиры.
Я осталась стоять в прихожей, сжимая в руках эту глупую записку.
В первые сутки я не могла найти себе места.
Звонила Сергею, но он не отвечал.
Писала смс — молчание.
Затем собрала храбрость и позвонила его тёте Любови, сестре Тамары Сергеевны. — Любовь, это Алина. Тамара Сергеевна у вас случайно не… — Не смей мне звонить! — вскрикнула она. — Из-за тебя моя сестра…
Кто знает, где она сейчас!
Может, под мостом ночует!
И бросила трубку.
Под мостом.
Тамара Сергеевна.
Та, что каждую неделю делает маникюр и без макияжа в магазин не выходит.
Скорее её найдут в дорогом отеле.
На следующий день появился Сергей.
Небритый, взъерошенный, с покрасневшими глазами.
Я сидела за ноутбуком, одолженным у подруги, пытаясь восстановить дипломную работу.
До защиты оставался всего один день.
Мой личный ноутбук окончательно вышел из строя.
К счастью, у руководителя сохранился черновик. — Я не могу смотреть на тебя.
Мать пропала, а ты думаешь о защите диплома. — Сергей… — Я ухожу прямо сейчас! — выкрикнул он. — Навсегда!
Я взглянула на него.
На мужчину, за которого три года назад вышла замуж.
С которым мечтала о детях.
С которым хотела состариться…
И вдруг во мне что-то щёлкнуло. — Знаешь что? — сказала я тихо. — Уходи.
Это мой дом.
Мой.
И ипотеку я плачу сама.
К счастью, на работе разрешили работать удалённо.
Так что прощай!
Он застыл как вкопанный.
Потом начал краснеть, начиная с шеи и поднимаясь к лицу… — Ах ты… — Да-да, катись колбаской! — повторила я. — У тебя ровно час на сборы.
Не знаю, откуда взялась во мне эта сила и решимость.
Возможно, от отчаяния.
