Ключи от квартиры лежали на кухонном столе — те самые, что Алексей подарил мне в день нашей свадьбы.
Семь лет назад я и представить не могла, что когда-нибудь увижу их вот так, забытыми между остывшей чашкой кофе и счетами за коммунальные услуги.
Но вот они лежали, и я смотрела на них уже двадцать минут, пытаясь осознать, в какой момент всё пошло наперекосяк.
Нет, я помню, когда именно.
Я всегда знала.
Это началось ещё до свадьбы, когда Ольга, сестра Алексея, впервые попросила его «помочь с переездом».
Тогда это казалось безобидным — брат помогает сестре, что в этом такого?
Алексей взял выходной, арендовал газель и провёл целый день, перетаскивая коробки и мебель из старой съёмной квартиры Ольги в новую.
Я не возражала, хотя мы собирались в тот день выбирать обручальные кольца. — Оля одна, ей не к кому обратиться, — объяснял Алексей, и в его голосе звучала такая искренняя забота, что я предпочла промолчать.
Потом начались займы.
Сначала десять тысяч — на новый телефон, ведь старый у неё сломался.
Через месяц ещё двадцать — на погашение кредита, «иначе начислят штрафы».
Ещё через три месяца пятьдесят — «на первый взнос по ипотеке, обещаю вернуть через два месяца».
Я считала.
Всегда считала, хотя старалась не показывать это.
За семь лет Ольга задолжала нам почти четыреста тысяч гривен.
Ни одной копейки не вернула. — Ей тяжело одной, — повторял Алексей каждый раз, когда я осторожно поднимала тему долгов. — Она же моя сестра.
Кто ей поможет, если не я?
А кто поможет нам? — хотелось спросить мне, но я молчала.
Молчала, когда мы откладывали покупку машины.
Молчала, когда переносили отпуск.
Молчала, когда я узнала, что беременна, но денег на ремонт детской комнаты не было — они ушли на очередные «срочные нужды» Ольги.
Мы потеряли ребёнка на двенадцатой неделе.
Врачи говорили о стрессе, усталости, о том, что организм не был готов.
Я понимала, о чём они говорят.
Я работала на двух работах, потому что зарплаты учительницы мне не хватало, а Алексей постоянно «помогал» сестре.
Я приходила домой измотанная в десять вечера, а в субботу, когда нужно было съездить на плановое УЗИ, Алексей поехал помогать Ольге. — Она же одна с этим не справится, — сказал он утром, целуя меня в лоб. — Ты сильная, сама доберёшься.
А я вечером освобожусь.
Он не освободился.
Вернулся в полночь, когда я уже лежала на диване, заплаканная, с результатами УЗИ в руках. «Сердцебиение не прослушивается».
После этого что-то во мне изменилось.
Не сразу и не резко — как лёд, трескающийся под ногами: сначала тихо, почти незаметно, а потом всё громче и громче.
Но я всё ещё пыталась.
Я пыталась поговорить с Алексеем, объяснить, что Ольга использует его доброту, что каждому человеку нужны границы, что мы — семья, и должны быть на первом месте.
Он слушал, кивал, соглашался.
А потом звонила Света — и всё начиналось заново.
Три месяца назад она уволилась.
Просто взяла и ушла с работы, потому что «начальник идиот» и «коллектив токсичный».
У неё было высшее образование, опыт, связи — но искать новую работу она не спешила.
Зато каждую неделю звонила Алексею с просьбами о помощи.
То деньги на продукты нужны, то оплатить коммуналку, то срочно к стоматологу — а денег нет. — Она же без работы, — говорил Алексей, и в его глазах я видела не только заботу о сестре, но и страх.
Страх, что он недостаточно хороший брат.
Страх бросить её в беде.
Страх показаться плохим человеком.
Ольга знала об этом страхе.
И умело им пользовалась.
Месяц назад она попросила вписать Алексея созаемщиком в кредит на машину. «Это просто формальность, — уверяла она, — у меня кредитная история не очень.
Плачу сама, честное слово».
Алексей почти согласился, а я была категорически против.
Тогда мы впервые за семь лет поссорились по-настоящему.
Он кричал, что я чёрствая и эгоистичная, что не понимаю, как это важно для его сестры.
Я в ответ кричала, что он слепой идиот, не видящий, как Ольга манипулирует им.
Три дня мы не разговаривали.
Потом помирились, но что-то окончательно надломилось.
Я чувствовала: если будет ещё один такой случай — я не выдержу.
И этот случай произошёл вчера.
