Она вообразила, как он, вероятно, скучает один в пустом Василькове, смотрит свои сериалы и ест пиццу прямо из коробки.
С улыбкой на лице от этих мыслей она устроилась на переднем сиденье и вскоре задремала под равномерный гул мотора.
Ключ в замочной скважине повернулся необычайно легко, без того второго оборота, который она обычно делала перед сном.
Это стало первым признаком, что что-то не так.
Однако то, что ударило её в лицо, когда дверь распахнулась, заставило её замереть на пороге.
В комнату ворвалась удушающая, отвратительная волна запахов: тяжелый, кислый перегар, резкий дым дешёвых сигарет и приторно-сладкий аромат коньяка, переплетённый с запахом несвежей пищи.
Воздух в её чистом, ухоженном доме казался таким густым и грязным, что, казалось, его можно разрезать ножом.
Она шагнула внутрь и застыла, не веря собственным глазам.
Прихожая была завалена грязной уличной обувью — три пары испачканных мужских ботинок и кроссовок, от которых по чистому полу растекались грязные лужицы.
Из гостиной доносился пьяный шум, громкий смех и рев телевизора, где показывали футбольный матч.
Тамара медленно, словно во сне, направилась в комнату.
Картина, явившаяся ей, оказалась страшнее любого кошмара.
В центре её идеальной гостиной, её гордости, сидели трое друзей её мужа и сам Алексей.
Они уже не просто выпивали — они находились в таком состоянии опьянения, когда человек теряет всякую связь с реальностью.
Лица у них были красные, опухшие, глаза мутные и бессмысленные.
На белоснежном ковре, словно первый снег, расплывалось огромное, безобразное пятно от тёмного пива, напоминающее грязный синяк.
Журнальный столик был забит пустыми бутылками, банками, окурками, рыбьими костями и крошками от чипсов.
Но самое ужасное оказалось не это.
Тамара заметила аккуратную, прожжённую дыру на подлокотнике их нового дивана, купленного в кредит.
Чёрное, обожжённое пятно прямо на светло-серой ткани.
В этот момент Алексей наконец обратил на неё внимание.
Он повернул голову, долго и тупо уставившись на неё, а потом его лицо расплылось в идиотской, пьяной улыбке.
Он совершенно не осознавал, что произошло.
В его затуманенном сознании её внезапное появление оказалось не бедой, а приятным дополнением к вечеру. — О, Тамарка! — пробормотал он, пытаясь подняться, но лишь покачнулся и снова плюхнулся на диван. — А мы тут… это… отмечаем день рождения Алексея!
Борис, сидевший рядом, согласно икнул и тоже повернулся к ней. — Там, а ты это… не стой в дверях!
Иди, присоединяйся! — он обвёл рукой стол. — У нас тут всё есть.
Только вот закуска заканчивается.
Нарежь нам салатика какого-нибудь, а?
Оливье там, или что у тебя в холодильнике?
А то мужики голодные.
Эти слова — «Нарежь нам салатика» — произнесённые в её разрушенной, прокуренной, осквернённой квартире — ударили по Тамаре сильнее, чем пощёчина.
Вся её шок, вся обида, всё разочарование в одно мгновение сменилась слепой, ледяной яростью.
Она не произнесла ни слова.
Просто развернулась и молча направилась к ванной.
Мужчины, не понявшие её действий, проводили её пьяными взглядами.
Алексей даже выкрикнул ей вслед: «Ты куда?
Колбасы ещё захвати!».
Она не слышала.
В ушах стоял гул.
Она вошла в ванную, схватила первое попавшееся под руку — ярко-оранжевое пластиковое ведро, — поставила его под кран и полностью открыла холодную воду.
Тамара так же тихо, как и вышла, вернулась в гостиную.
Мужчины даже не обратили на неё внимания.
Борис как раз рассказывал очередной пошлый анекдот, Михаил с Дмитрием хохотали, а Алексей пытался налить остатки коньяка в кружку, щедро проливая драгоценную жидкость на стол.
В руках у Тамары было полное ведро ледяной воды.
Она подошла почти вплотную к компании, поднимая ведро над центром стола.
Её лицо оставалось абсолютно спокойным, даже отрешённым.
В этот момент она не испытывала ничего, кроме холодной, сосредоточенной ненависти.
Не произнеся ни слова, она опрокинула ведро.
Ледяная масса с шумом обрушилась прямо на стол, смешав остатки закусок, пепел и коньяк в грязную бурлящую смесь.
Брызги разлетелись во все стороны, обдавая ошарашенных мужчин с ног до головы.
На мгновение воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь капельным звуком стекающей с их одежды воды.
Телевизор бодро сообщал о напряжённом моменте у ворот.
Первым пришёл в себя Борис.
Он вскочил, отряхиваясь, как мокрый пес, и выругался громко и яростно. — Ты что, сдурела, коза?!
Совсем крышу снесло?!
Михаил и Дмитрий тоже вскочили, растерянно оглядываясь и пытаясь стряхнуть с себя воду и прилипшие куски салата.
