Тишина, лишённая упрёков и цитат из книг.
Ирина, одетая в его рубашку и с растрёпанными волосами, босиком шагала по паркету и говорила: — Здесь теперь дышится легче.
Правда?
Он лишь кивал головой.
Дышать действительно стало легче.
Или, по крайней мере, так казалось.
Ирина ворвалась в его жизнь словно вспышка.
Яркая, лёгкая, постоянно в движении.
Сразу после переезда она принялась за обустройство.
Сняла с потолка полки с книгами, свернула в рулон старый ковёр из кабинета и сказала: — Не понимаю, как ты вообще тут жил.
Всё будто пропитано грустью.
Не дом, а библиотека в трауре.
Когда он попытался возразить, она скривилась: — Да брось, Дим, не надо делать вид, что тебе нравились эти её «литературные уголки».
Здесь всё как в музее.
Раньше.
Андрей не стал спорить.
На самом деле книги Ольги раздражали его ещё до развода.
Её привычка развешивать цитаты и аффирмации в каждой комнате вызывала у него нервный тик. «Кафка, блин, даже в туалете».
Тогда он молчал.
С Ириной же всё было проще.
Её не волновали «глубинные смыслы» — она хотела ароматических свечей, музыку и вино по вечерам.
Они пили игристое, смотрели сериалы, строили планы.
Она мечтала о Бали, он — о новой линии плитки, которую собирался вскоре запустить.
Всё казалось… правильным.
Они выбросили всё: коврики, чехлы, кресло, в котором Ольга читала по вечерам.
Ирина заказала серо-бежевый диван и вазу в виде головы.
Поставила аромадиффузор с цитрусовым запахом.
Дом словно выдохнул. — Вот теперь это похоже на жизнь, — сказала она, закутавшись в его рубашку с бокалом шампанского. — Не то что раньше.
Но потом появился запах.
Сначала едва заметный, словно кто-то рядом плохо вымыл мусорное ведро. — Ты чувствуешь? — Андрей остановился в прихожей и слегка поморщился.
Ирина понюхала воздух и пожала плечами: — Немного… странноватый запах.
Может, мусор пора вынести?
Или ты носки под диван запихнул?
Он усмехнулся, но внутри ощутил неясное беспокойство.
На следующий день запах усилился.
Уже был не просто неприятным — тревожил.
Будто что-то не так.
Ирина проверила холодильник.
Выкинули банки с просроченными соусами, половину сыра, две пачки печенья с истёкшим сроком.
Но запах не исчезал.
Он был везде — словно впитался в стены.
Сначала едва уловимый, почти абстрактный, как дым от тлеющей бумаги.
Потом — навязчивый, тяжёлый и липкий.
Тогда Андрей вызвал сантехника.
Пришёл мужчина около шестидесяти лет в заляпанной куртке с чёрным чемоданом, похожим на советский с инструментами. — Может, крыса где-то в стене сдохла.
Или фильтры в вентиляции забились.
Сейчас проверим.
Он ползал по дому около двух часов.
Разобрал половину сифонов, снял решётки в ванной, проверил стоки, даже под кухонным гарнитуром искал. — У вас всё чисто.
Ни крысы, ни засора, — вздохнул он.
Сантехник ушёл.
Запах остался.
Вечером Андрей заказал генеральную уборку.
Пришла целая бригада — в масках, с парогенераторами, химией и щётками.
Они трудились почти весь день.
Промыли каждый угол, даже фартук на кухне отпарили.
Запах исчез.
Но ненадолго.
На следующий вечер он вернулся.
Только теперь — не просто запах.
Это было зловоние.
Густое, как разложившееся мясо, оставленное на жаре. ***
— Я так больше не могу, — сказала Ирина, сжимая виски ладонями, словно пытаясь сдавить голову изнутри. — У меня от этой вони мигрень уже неделю.
Меня реально тошнит.
Она стояла в спальне в спортивном костюме, с немытыми волосами и красными глазами.
От прежней игривой лёгкости не осталось и следа.
Даже голос звучал раздражённо — плоско, без флирта и её фирменной манерности.
Она устала. — Мы уезжаем.
Хоть в гостиницу, хоть куда угодно.
Здесь невозможно спать.
Пахнет так, словно кто-то умер прямо в стене.
Они молча собрали вещи.
Без ссор и обсуждений.
Просто никто больше не пытался что-то доказывать.
В гостинице было тихо и стерильно.
Белые простыни, кондиционер, вид на парковку.
