— Нам сказали, выписка в двенадцать, но лучше быть у роддома минут за пятнадцать, — голос Ольги Петровны дрожал от сдерживаемого раздражения, пока она рассказывала соседке, стоя у подъезда.
— Мы с Михаилом, конечно, приехали заранее. Не каждый день дочку из роддома забираешь! Сватья подъехали, подруга Насти с шариками, сестра моя… Все готовы, ждём. А Андрея нет!
Ольга Петровна поправила тёплый платок. Она была женщиной, которая всю жизнь заботилась о других. Её дочь Настя, молодая мама, только что родила сына.
Андрей, муж Насти, был трудоголиком — это Ольга знала точно. Два года брака, ипотека, теперь ребёнок… Жизнь текла своим чередом, но этот день перевернул всё.
— Андрей утром звонил, сказал, что заскочит на работу перед выпиской, — продолжала Ольга, нервно сжимая сумку. — Какое-то важное совещание, от которого, видите ли, всё зависит. Обещал успеть. Но уже двенадцать, а его нет!
— Ох, Ольга, как же так? — соседка покачала головой. — Выписка — это ж такой день!
— Вот и я говорю! — Ольга всплеснула руками. — Без десяти двенадцать, я ему звоню. Он: «Всё помню, уже выхожу!» Ага, выхожу! Он должен был уже тут быть!
Время тянулось мучительно. Медсестра выглянула на крыльцо роддома, окинула взглядом толпу родственников.
— Вы к Воробьёвой? — спросила она. — Почему вы здесь, мы вас внутри ждём? Давайте скорее, папаша где?
— Подъезжает, сейчас будет, — пробормотала Ольга, чувствуя, как щёки пылают от стыда.
Но Андрей не появился. Прошло полчаса, потом час. Другие мамочки выходили с младенцами, их встречали счастливые мужья с цветами и шариками. Ольга звонила Андрею, но он сбрасывал звонки, бормоча: «На совещании, не могу говорить». А потом и вовсе выключил телефон.
— Как Настя там, на втором этаже, себя чувствовала, даже думать не хочу, — голос Ольги дрогнул. — Она же ждала его. Сына своего ждала показать. А он…
— И что вы сделали? — соседка подалась вперёд.
— Михаил решил: хватит ждать. Сами заберём. Усадили Настю с малышом в машину и поехали к нам.
Настя такая: «Мам, а куда мы? У меня даже ключей нет, они в квартире остались». А куда деваться? Не на улицу же ей с ребёнком!
Настя сидела на старом диване в родительском доме, прижимая к груди спящего сына. Её русые волосы были собраны в небрежный пучок, глаза покраснели от слёз. Она смотрела на малыша, на его крошечные ресницы, и думала: Как же так, Андрей? Ты обещал быть рядом.
В комнате пахло свежесваренным супом и старыми книгами — запах детства, который обычно успокаивал. Но сейчас он только усиливал боль.
Настя вспоминала, как два года назад они с Андреем танцевали на свадьбе, как он шептал ей: «Ты — мой дом». А теперь? Теперь его дом — офис, бесконечные отчёты и звонки.
— Насть, попей чаю, — Ольга вошла с подносом, на котором стояли чашка и тарелка с ватрушками. — Нельзя так сидеть, дочка. Малышу твоя грусть передаётся.
Настя подняла взгляд, её губы дрожали.
— Мам, как он мог? — прошептала она. — Я там, в роддоме, всё ждала, что он войдёт. Смотрела в окно, думала: вот сейчас. А он… даже не позвонил.
Ольга села рядом, положив руку на плечо дочери.
— Я знаю, тяжело. Но ты сейчас не о нём думай. У тебя сын. Ты ему нужна.
— Нужна? — Настя горько усмехнулась. — Я не знаю, какая я ему мама. Я даже не знаю, где мы теперь будем жить.
— У нас будете, — твёрдо сказала Ольга. — А Андрей… он ещё поймёт, что натворил.
Настя покачала головой, её мысли путались. Поймёт ли? Или его работа всегда будет важнее нас? Она вспомнила, как Андрей, ещё до свадьбы, обещал: «Насть, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива». Где теперь эти слова?
Три дня прошло с выписки, а Настя с сыном всё ещё жили у родителей.
Ольга старалась держать дом в порядке, покупала подгузники, пелёнки, но внутри её сердце разрывалось. Она видела, как дочь замыкается, как её глаза, когда-то искрившиеся радостью, теперь тускнеют от боли.
— Мам, я не хочу назад, — сказала Настя вечером, сидя на кухне. Малыш спал в комнате, а за окном моросил дождь. — Не хочу звонить Андрею. Он сам должен понять.
— А если не поймёт? — осторожно спросила Ольга, помешивая чай. — Вы же семья, Насть. Неужели всё так и закончится?
— Семья? — Настя сжала кулаки. — Семья — это когда ты рядом. А он где был? На своём совещании! Я ему сказала, что мне надоело. Пусть живёт со своей работой.
Ольга вздохнула, глядя на дочь, она чувствовала: Настя не просто злится. Она боится. Боится, что её любовь к Андрею была ошибкой.
— Послушай, — Ольга взяла её за руку. — Ты сейчас злишься, и это нормально. Но не закрывай сердце. Дай ему шанс объясниться.
— Шанс? — Настя покачала головой. — Он звонил в тот день, в четыре. Извинялся, говорил, что приедет. А потом что? Приехал в девять с цветами, будто это всё исправит!
В тот вечер, когда Андрей постучал в дверь, Михаил, отец Насти, был вне себя. Он вышел на площадку, сжимая кулаки, и посмотрел на зятя, державшего букет ромашек.
— Ты где был, Андрей? — голос Михаила был холодным, как осенний ветер. — Дочь моя там, с твоим сыном, ждала тебя. А ты где?
Андрей опустил глаза, его лицо было бледным, под глазами тёмные круги.
— Я… я не мог уйти, Михаил Иванович. Совещание… там решалось, останусь я на работе или нет. Я думал, успею.
— Успеешь? — Михаил повысил голос. — Ты хоть понимаешь, что натворил? Настя там плакала, одна, с ребёнком! А ты — «успею»!
Андрей сжал букет так, что стебли хрустнули.
— Я знаю, что виноват. Я хочу всё исправить. Пустите меня, я поговорю с ней.
— Поговорить он хочет, — Михаил горько усмехнулся. — Иди, Андрей. Куда весь день бегал, туда и иди. Мы тут без тебя справимся.
Андрей хотел возразить, но Михаил захлопнул дверь. Вернувшись в квартиру, он бросил Ольге:
— Пусть работает дальше. Нам он не нужен.
На четвёртый день Ольга не выдержала. Она набрала номер Андрея. Он ответил сразу, его голос был усталым, почти сломленным.
— Ольга Петровна, как Настя? Как сын? — спросил он.
— У них всё хорошо, — сухо ответила Ольга. — А ты где? Всё на работе?
— Я… да, на работе. Но я хочу их увидеть. Пожалуйста, скажите Насте, что я приеду сегодня.
Ольга помолчала, глядя на дочь, которая качала малыша в соседней комнате.
— Андрей, — наконец сказала она. — Ты должен не мне это говорить. А ей. Но знай: если ты опять её подведёшь, я тебе этого не прощу.
Она положила трубку, чувствуя, как сердце сжимается. Господи, помоги им, подумала она. Или хотя бы дай Насте сил.
Вечером Андрей стоял у двери родительского дома Насти. Без цветов, в мятой рубашке, с глазами, полными вины. Настя открыла дверь и замерла.
— Насть, — начал он, его голос дрожал. — Я знаю, что подвёл тебя. Я не должен был… Прости.
Настя смотрела на него, её сердце разрывалось между гневом и любовью.
— Прости? — тихо сказала она. — Андрей, я ждала тебя. Наш сын ждал. А ты выбрал работу.
— Я не выбирал, — Андрей шагнул ближе. — Я думал, что делаю это для нас. Для тебя, для него. Но я ошибся. Я всё исправлю, Насть. Дай мне шанс.
Настя молчала, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Могу ли я ему верить? Но, глядя на его лицо, на его дрожащие руки, она поняла: он тоже страдает.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Но это последний шанс, Андрей. Ради нашего сына.
Андрей кивнул, и в его глазах мелькнула надежда.
Ольга, стоя в коридоре, тихо улыбнулась. Любовь — это прощение, подумала она. И, может быть, они научатся.
