Алексей поставил чашку так неуклюже, что чай пролился на скатерть.
Галина Викторовна сидела рядом, выпрямившись, словно на параде.
Ольга протирала столешницу и сначала не заметила, что муж смотрит на неё с новым выражением.
Не злым.
Хуже — равнодушным. — Я подал на развод.
Завтра привезут документы.
Тряпка выпала из её рук. — Что ты сказал? — Ты услышала.
Тридцать два года — достаточно.
Я хочу жить иначе.
Галина Викторовна кивнула, будто обсуждали покупку дивана. — Алексей поступает правильно.
Ты же понимаешь, Оля, что тебе ничего не перепадёт?
Дом оформлен на меня, фирма — тоже.
Кем ты вообще была?
Всю жизнь по кухне ходила, котлеты жарила.
Пустое место. — Дадим тебе однокомнатную на окраине, — добавил Алексей. — Этого хватит.
Ольга упрямо держалась за край раковины.
В голове всё поплыло.
Тридцать два года.
Двое детей.
Дом, который она сама обустраивала.
Фирму, которую они начинали на деньги её родителей, давно умерших.
— А дети? — Ирина на моей стороне.
Она взрослая, всё понимает.
Дмитрий пусть сам решает.
Галина Викторовна встала, поправила воротник. — Вот и договорились.
Не устраивай истерик.
Мы люди культурные.
Они вышли, оставив её одну.
Хлопнула дверь, завёлся мотор.
Наступила тишина.
Ольга села на стул и посмотрела на свои руки.
Обычные руки женщины пятидесяти восьми лет.
Морщины, выступающие вены.
Руки, которые готовили, стирали, гладили.
Которые когда-то быстро печатали на калькуляторе, заполняли ведомости, проверяли балансы.
Тогда её не называли пустым местом.
Тогда её звали по имени и отчеству.
Дмитрий приехал через два дня, сел напротив матери молча. — Отец рассказал про развод.
Ольга кивнула. — Ирина звонила? — Сказала, что ты сама виновата.
Что всю жизнь сидела дома и ни на что не годилась.
Что у него теперь другая женщина, молодая, и дочь хочет, чтобы отец был счастлив. — Понятно. — Мама, это ведь неправда?
Ты работала, когда мы были маленькие.
Ты была… кем-то.
Ольга подняла голову. — Главным бухгалтером.
Затем аудитором.
Меня приглашали на проверки крупных предприятий, я находила ошибки там, где другие не замечали.
Потом родилась Ирина, и Алексей попросил уйти.
Сказал, что сам обеспечит семью, что мне не стоит надрываться. — И ты ушла? — Мне казалось, это правильно.
Дмитрий встал, прошёлся по комнате. — А документы отца сохранились?
Те, с которых он начинал фирму?
Ольга вспомнила.
В девяностые Алексей арендовал гараж под офис.
Когда бизнес пошёл, переехал, но гараж не продал.
Говорил, что там инструменты хранит, старые вещи. — Может, там что-то сохранилось.
Дмитрий достал ключи. — Поехали.
Гараж стоял на окраине, за промзоной.
Внутри пахло сыростью и машинным маслом.
Дмитрий светил фонариком — старые покрышки, ящики с инструментами, доски.
В дальнем углу лежали три картонные коробки, заклеенные скотчем.
Ольга присела и открыла первую.
Документы.
Договоры, счета, квитанции.
Почерк Алексея — крупный, небрежный.
Она взяла тетрадь, пролистала.
Цифры, колонки, расчёты.
Всё вручную, без печатей и подписей.
Чёрная касса. — Что это? — То, что он скрывал от налоговой.
Настоящие доходы.
