Пять часов вечера. Привычное время. Лидия расставила тарелки на столе — синий сервиз, подаренный свекровью на десятую годовщину. Виктор любил этот сервиз. Любил, чтобы всё было, как положено — салфетки, специи, свежий хлеб.
Щёлкнул замок входной двери. Лидия улыбнулась, вытерла руки о фартук.
— Витя, я сегодня твой любимый борщ сварила!
Он вошёл на кухню. Не разделся, не помыл руки. Странно. Его лицо выглядело чужим — застывшим, будто восковым. Глаза холодные, деловитые.
— Виктор, что случилось? На работе проблемы?
Он сел за стол. Положил перед собой папку.
— Я подал на развод, Лида.
Воздух застрял в горле. Пять слов — и мир остановился.
— Что… ты сказал?
— Развод. Я встретил другую женщину. Мы с тобой… это давно было ошибкой.
Лидия опустилась на стул. Ноги вдруг стали ватными. Тарелки на столе, эти синие тарелки… зачем она их достала? Зачем варила борщ?
— Тридцать лет, Витя… Тридцать лет — ошибка?
Он вздохнул с раздражением.
— Не начинай драму. Всё уже решено. Я переезжаю к Наталье.
— К Наталье? — имя царапнуло слух. — Ты о Наташке из бухгалтерии? Она же моложе нашего сына!
Виктор поморщился.
— Вот поэтому я и ухожу. Вечные претензии, устаревшие взгляды…
Лидия поднялась. Комната кружилась.
— А как же… дом? Наши вещи?
Он усмехнулся. И эта усмешка была страшнее всех его слов.
— Ты же не думала, что после развода у тебя останется что-то своё?
Эти слова упали между ними, как камень. Лидия вдруг увидела перед собой незнакомого человека. Не того, с кем вырастила сына, с кем строила дом, с кем ночами сидела у кровати заболевшего ребёнка.
— Что это значит? — голос дрожал.
— Дом на мне. Машина на мне. Счета на мне, — он говорил размеренно, деловито. — Твоя пенсия — копейки. Чем ты собираешься жить?
Она молчала. А внутри что-то рвалось — то ли сердце, то ли душа.
Виктор встал.
— Я вернусь за вещами завтра.
Дверь за ним закрылась. Лидия смотрела на остывающий борщ. На синие тарелки. На папку, которую он забыл на столе.
Внутри зияла пустота размером с жизнь.
Руины прежней жизни
Утро понедельника сочилось дождём. Лидия не спала всю неделю. Ходила по дому, трогала вещи, вспоминала — когда и где куплено, кем подарено.
Звонок в дверь раздался ровно в девять. На пороге стояли двое крепких парней в одинаковых куртках.
— Здравствуйте, мы из компании «Экспресс-перевозки».
Лидия не успела ответить — из-за их спин показался Виктор. В дорогом плаще, с новыми часами на запястье.
— А, вы уже здесь, — кивнул он грузчикам. — Начинайте с гостиной.
Лидия схватила его за рукав:
— Что происходит, Витя?
— Вывоз имущества, — пожал плечами он, словно говорил о чем-то обыденном. — Я же предупреждал.
Грузчики зашли в дом. Один направился к бабушкиному креслу — дубовому, с выцветшей обивкой.
— Стойте! — Лидия бросилась наперерез. — Это кресло моей бабушки! Оно даже в дом не помещалось, мы балкон застеклили…
Виктор вынул из кармана стопку бумаг:
— Все имущество оформлено на меня. Посмотри, вот чеки, вот документы. У тебя нет ни одного права на эти вещи.
— Но мы же покупали это вместе! — голос сорвался. — Я выбирала этот диван. Я копила на люстру!
Он усмехнулся, глядя мимо нее:
— А чья фамилия в документах? Только моя.
Грузчик вынес кресло. Следом пошли книжные полки, торшер, комод с фотоальбомами. Альбомы! Там было всё — свадьба, рождение Мишки, его первые шаги, школа…
— Виктор, хотя бы альбомы оставь! — она уже не сдерживала слёз. — Там наша жизнь…
— Наша? — он скривился. — Моя жизнь теперь с Наташей. А это, — он обвел рукой комнату, — всего лишь вещи, которые принадлежат мне.
Соседка из квартиры напротив выглянула в коридор, покачала головой, быстро скрылась за дверью. Стыд обжёг лицо. Лидия стояла посреди пустеющей квартиры — беспомощная, раздавленная.
— Это грабёж, — прошептала она. — Ты обманом всё оформил на себя!
Виктор подошёл вплотную. От него пахло незнакомым парфюмом.
— Докажи, — тихо сказал он. — Твоё слово против моих документов.
Кухонный гарнитур, микроволновка, даже настенные часы — всё исчезало в грузовике. Оставались голые стены, пустота и тридцать лет жизни, которые нельзя было упаковать в коробки, но которые тоже вдруг оказались украдены.
Чашка чая на чужой кухне
— На, выпей, — Зинаида поставила перед Лидией чашку с дымящимся чаем. — С мятой, как ты любишь.
Кухня у Зины была маленькая, уютная. Занавески в цветочек, кот на подоконнике, запах пирожков. Руки у Лидии тряслись так, что чай выплескивался через край.
— Тридцать лет коту под хвост, — горько усмехнулась она. — И ничего доказать не могу. Даже сервиз мамин забрал!
Зинаида присела рядом, накрыла ладонью дрожащие пальцы подруги:
— Лид, послушай… Я знаю, как это. Ты не одна.
— Откуда тебе знать? — почти огрызнулась Лидия. — У тебя Пашка как собачка за тобой всю жизнь бегает.
Зина тихо вздохнула.
— А ты думаешь, почему я с Владимиром рассталась? Тоже самое. Только у меня детей не было, проще было. Он за неделю квартиру опустошил, а потом ещё и долги на меня повесил.
Лидия подняла покрасневшие глаза:
— Правда?
— Правда. Два года выплачивала кредит за его машину. Мебель собирала по объявлениям… — Зина улыбнулась. — Зато теперь всё моё. И Пашку встретила.
Кот запрыгнул на стол, обнюхал чашки. Зина щёлкнула его по носу:
— А ну, брысь! Нашёл время…
Лидия неожиданно для себя фыркнула. Потом хихикнула. А потом они вдруг начали вспоминать, как в молодости ходили на танцы в местный клуб. Как познакомились с будущими мужьями. Как Витька, ещё студент, читал ей стихи под окном общежития.
— А помнишь, как мы с тобой платья шили на выпускной? — Зина всплеснула руками. — Ты иголку держать не умела!
— Зато как мы танцевали! — впервые за много дней Лидия засмеялась по-настоящему. — Ноги до утра гудели.
Они проговорили до позднего вечера. Чай сменился вином, воспоминания — планами. Робкими, неуверенными, но планами.
— Переночуешь у меня, — это не было вопросом. — А завтра поедем к моему адвокату. Владимир тоже думал, что умнее всех. Три заседания суда — и запел по-другому.
Лидия покачала головой:
— Я не знаю… У него все документы. Деньги. Связи.
— А у тебя тридцать лет жизни, — Зинаида сжала её руку. — Тридцать лет стирки его рубашек, готовки его обедов, поддержки его карьеры. Думаешь, это ничего не стоит?
За окном начинался дождь. Капли стучали по карнизу — точь-в-точь как метроном на пианино, на котором когда-то играл маленький Мишка. Пианино, которое сегодня увезли грузчики.
— Страшно, Зин.
— Конечно, страшно. Но если не страшно — значит, ничего важного не делаешь.
В прихожей зазвонил телефон. Зинаида вышла. Вернулась с улыбкой:
— Это Мишка тебя ищет. Волнуется.
Буква закона
Адвокат Игорь Семёнович оказался моложе, чем представляла Лидия. Лет сорока, в очках с тонкой оправой, с аккуратной папкой на столе. Он внимательно слушал, делая пометки в блокноте.
— Значит, дом куплен в браке, но оформлен на мужа? — уточнил он, когда Лидия закончила свой сбивчивый рассказ.
— Да. Мы продали мою однокомнатную квартиру, доставшуюся от родителей, и добавили деньги.
— Есть документы, подтверждающие продажу вашей квартиры?
Лидия растерянно посмотрела на Зинаиду:
— Наверное, были… Я не помню. Виктор занимался документами.
Адвокат вздохнул:
— А совместный счёт? В браке вы получали зарплату на отдельные счета?
— У меня отдельного счёта не было. Я работала в ателье, получала на руки… А потом вообще уволилась, когда Мишка родился.
Игорь Семёнович покачал головой. Снял очки, протёр платком.
— Что ж, картина начинает проясняться. Ваш муж всё оформлял исключительно на себя. Машину, дом, счета. При этом вы тридцать лет вели совместное хозяйство, родили и воспитали ребёнка, обеспечивали семейный быт.
— Так я имею право на что-то? — с надеждой спросила Лидия.
— Безусловно, имеете. По закону, имущество, нажитое в браке, делится пополам независимо от того, на кого оно оформлено. Но…
Это «но» повисло в воздухе, тяжёлое, как грозовая туча.
— Но?
— Видите ли, ваш муж уже начал действовать. Вывез имущество. Возможно, готовится переоформить недвижимость. У него есть преимущество — документы, время и, вероятно, знающие юристы.
Зинаида фыркнула:
— То есть, этот обманщик всех обведёт вокруг пальца?
— Я не говорю, что мы проиграем, — спокойно ответил адвокат. — Но борьба будет сложной. Нам предстоит запросить выписки из банков, восстановить историю сделок, найти свидетелей, подтверждающих ваш вклад в семейное имущество. Возможно, привлечь экспертов для оценки стоимости вашего домашнего труда.
Лидия почувствовала, как внутри поднимается волна отчаяния:
— Это же годы… А где мне жить? На что?
— Можно подать на алименты, — предложил Игорь Семёнович. — У вас нет источника дохода, вы прожили в браке тридцать лет. Это веский аргумент.
— Алименты? Я не хочу быть нищенкой, выпрашивающей деньги у бывшего мужа!
— Это не милостыня, — мягко возразил адвокат. — Это ваше законное право.
Лидия встала, подошла к окну. За стеклом шумел город — чужой, равнодушный. Внутри бурлила смесь страха, унижения и… чего-то нового, незнакомого. Злости? Решимости?
— Сколько всё это будет стоить? — спросила она, не оборачиваясь.
— Недёшево, — честно ответил Игорь Семёнович. — Но мы можем договориться о рассрочке. И часть гонорара — в случае победы.
Лидия повернулась:
— Скажите прямо — у нас есть шансы?
— Есть. Но будет трудно, долго и нервно, — он помолчал. — Хотите войны?
Это слово — «война» — вдруг отозвалось в ней странным теплом. Не ради денег или мести. Ради себя. Ради тридцати лет жизни, которые нельзя просто выбросить.
— Хочу, — тихо сказала она. — Хочу.
Голос, который нашёлся
В зале суда было прохладно и пахло полиролью для мебели. Лидия сидела прямо, сжимая в руках сумочку. Новую — купленную на первую зарплату. Устроилась консультантом в швейное ателье, где когда-то работала. Платили немного, но хватало на съёмную комнату и на еду.
Виктор расположился через проход, рядом с холёной блондинкой. Наталья. Лидия видела её дважды — мельком, в коридорах завода. Теперь рассмотрела внимательнее: крашеные волосы, короткая юбка, самоуверенный взгляд. Моложе лет на двадцать, не меньше.
— Встать, суд идёт! — раздался голос секретаря.
Судья, полная женщина с усталым лицом, заняла своё место. Началось слушание.
Первым говорил адвокат Виктора — сухой, подтянутый мужчина с неприятно резким голосом:
— Ваша честь, наша позиция однозначна. Всё имущество оформлено на моего доверителя. Квартира приватизирована на его имя ещё в 1995 году. Автомобиль куплен на его личные средства. Все банковские счета также открыты только на его имя.
Судья кивнула и повернулась к Игорю Семёновичу:
— Позиция истца?
— Ваша честь, — адвокат Лидии поднялся, — несмотря на формальное оформление имущества на ответчика, всё оно является совместно нажитым. За тридцать лет брака моя доверительница вела домашнее хозяйство, занималась воспитанием сына, обеспечивала ответчику возможность строить карьеру. Кроме того, при покупке квартиры были использованы средства от продажи жилья, полученного истицей в наследство от родителей.
Виктор что-то прошептал своему адвокату. Тот усмехнулся.
Начался допрос свидетелей. Соседка, бывшая коллега Лидии из ателье, брат, помогавший с переездом. Каждый подтверждал — да, продали квартиру Лидии, да, она работала до рождения сына, да, потом занималась домом и ребёнком.
Виктор выглядел уверенно. Он знал — документы на его стороне.
Судья задала Лидии прямой вопрос:
— Скажите, почему вы не контролировали оформление документов на имущество?
Лидия поднялась. Почувствовала, как дрожат колени.
— Я доверяла мужу. Он говорил — так проще, так надёжнее. После рождения сына я уволилась и полностью посвятила себя семье. Виктор занимался финансами и документами.
— И вы ни разу не поинтересовались, как оформлено имущество?
— Нет. Я считала, что мы семья. Что всё у нас общее.
Судья посмотрела на Виктора:
— Вы можете что-то возразить?
Он поднялся — уверенный, хорошо одетый, с презрительной улыбкой:
— Она сама сделала выбор. Могла работать, строить карьеру. Вместо этого предпочла сидеть дома. Теперь хочет получить то, чего не заработала.
Эти слова, брошенные небрежно, вдруг заставили Лидию задохнуться от гнева. Она встала.
— Ваша честь, можно мне сказать?
Судья кивнула.
— Я не за деньги пришла, — голос Лидии звучал тихо, но твёрдо. — Я за право быть собой. Тридцать лет я создавала дом, где моему мужу было тепло и уютно. Готовила, стирала, воспитывала нашего сына. Это тоже работа. И она тоже имеет цену.
В зале стало очень тихо. Даже Виктор не мог ответить сразу.
— Ещё месяц назад я бы умоляла его вернуться, — продолжила Лидия. — Простила бы измену. Но теперь я вижу — человека, которого я любила, больше нет. И я больше не та женщина, которая готова просить милостыню у предателя.
Она села. Сердце колотилось, но внутри было удивительно спокойно. Будто сбросила тяжёлую ношу.
Самое главное, что осталось
Солнце пробивалось сквозь тонкие занавески, рисуя на полу светлые пятна. Лидия стояла у окна, разглаживая ткань. Весна.
Её первая весна в новой квартире. Маленькой, всего однушка, но своей. Её и только её.
Суд присудил ей часть имущества и компенсацию. Не всё, на что она рассчитывала, но достаточно для первого взноса за ипотеку.
Остальное помог сын. Виктор бушевал, грозил апелляцией, но когда адвокат упомянул о возможном пересмотре дела с новыми свидетелями и экспертизами — притих.
Лидия оглядела комнату. Светлые обои, небольшой диван с яркими подушками, книжные полки, которые они с Мишкой собирали вместе. На стене — её первая картина.
Начала ходить на курсы живописи три месяца назад. Учительница хвалила: «У вас талант к цвету, Лидия Петровна!»
Телефонный звонок прервал её мысли.
— Мам, ты дома? Мы с Леной и малышкой заедем через полчаса. Я пирожные захвачу.
— Конечно, сынок. Я как раз чайник поставила.
Она улыбнулась, вспомнив, как Миша поддерживал её во время развода. Как злился на отца. Как помогал перевозить вещи — те немногие, что удалось вернуть.
«Мам, я на твоей стороне, — сказал он тогда. — Всегда был».
На кухне что-то зашипело — убегал чайник. Лидия поспешила выключить плиту. Расставила чашки — простые белые, без узоров. Новые. Достала банку с печеньем, которое испекла вчера.
Звонок в дверь заставил вздрогнуть. Рано ещё для Миши…
На пороге стояла Зинаида с огромным фикусом в горшке.
— Принимай новосела! — улыбнулась она, протягивая растение. — Я его три года выхаживала, а теперь пусть у тебя живёт.
— Зин, ну куда мне такой лопух? — рассмеялась Лидия, принимая горшок.
— Поставишь у окна, будет тебе компания, — Зинаида прошла на кухню, по-хозяйски открыла холодильник. — Так, а где у тебя сметана? К блинчикам надо.
— Какие блинчики?
— Которые я сейчас жарить буду! Миша звонил, сказал, они едут. Надо внучку твою побаловать.
Лидия улыбнулась, глядя, как подруга хозяйничает на её новой кухне. Поставила фикус у окна — действительно, отлично вписался.
С улицы донёсся звук подъезжающей машины. Мишка. С невесткой и маленькой Алёнкой.
Лидия подошла к зеркалу, поправила волосы — недавно сделала новую стрижку, короткую, молодящую. Посмотрела на своё отражение. Морщинки у глаз, седина на висках. И какой-то новый свет внутри. Спокойный, ровный. Свет человека, который наконец-то нашёл себя.
— Ты же не думала, что после развода у тебя останется что-то своё? — вспомнились слова Виктора.
Лидия улыбнулась своему отражению:
— Ошибся ты, Витя. У меня осталось самое главное. Я сама.
