Подписано и заверено.
Всё улажено. — Но почему именно я? — спросила я. — Иван Николаевич оставил записку.
Хотите услышать? — Да.
Нотариус зачитал: «Оля — единственная, кто постоянно заботился обо мне после инсульта. Спрашивал, как я себя чувствую, предлагал помощь и действительно помогал.
Остальные же думали только о деньгах.
Пусть дача достанется ей.
Пусть там растёт её ребёнок.
А не их жадность».
Слёзы выступили на глаза.
Не от счастья.
Не от печали.
А от осознания того, что меня кто-то по-настоящему видел.
Когда я приехала на дачу, Тамара Сергеевна уже ждала у калитки. — Это наше! — воскликнула она, как только я вышла из машины. — Ты не имеешь права! — спокойно ответила я. — Завещание. — Он был не в себе! — возразила она. — Нотариус подтвердил: он был в здравом уме. — Мы обратимся в суд! — Подавайте, — сказала я. — Но знайте: если вы попробуете оспорить завещание, я подам встречный иск.
За клевету.
За шантаж.
За моральный вред.
Она побледнела. — Ты не осмелишься… — Посмею.
У меня есть свидетели.
Записи разговоров.
Всё, что нужно.
Она глядела на меня с ненавистью. — Ты победила, — прошептала она. — Нет, — ответила я. — Я просто перестала проигрывать.
Сегодня дача отреставрирована. Поставили качели.
Моей дочери здесь нравится.
Она бегает по траве и смеётся.
А я сижу на крыльце, пью чай и думаю: порой самое ценное наследство — это свобода.
И я её получила.
Не от них.
А от самой себя.
