Не просительно.
А… угрожающе. — Ты же знаешь, что у нас есть документы. — Какие именно? — О том, что ты… не совсем честно получила эту премию.
Я рассмеялась.
Искренним, настоящим смехом. — Вы шутите? — Алексей всё рассказал.
Ты воспользовалась чужими наработками.
Подделала отчёты. — Алексей — лжец.
И вы это прекрасно знаете. — Но у нас есть свидетели. — Пусть идут в суд.
Я с радостью объясню, как ваш сын пытался украсть мой проект, а когда у него не вышло, стал травить меня в коллективе.
Она замолчала.
Я почувствовала, что она теряет контроль. — Ты изменилась, Оля, — наконец сказала она. — Раньше ты была добрая. — Раньше я была глупой, — ответила я. — Теперь же я просто умная. — Ты не отдашь нам деньги? — Нет. — Тогда не жди от нас ничего хорошего. — Я давно уже не жду от вас ничего, Тамара Сергеевна.
Ни помощи, ни поддержки, ни даже вежливости.
Мне просто нужно, чтобы вы оставили меня в покое. — Мы не оставим, — прошипела она. — Ты — часть семьи. — Нет, — твёрдо сказала я. — Я больше не часть вашей семьи.
Я положила трубку.
Сердце билось, но не от страха — от ясности.
Я понимала: это не конец.
Они не отступят так просто.
Но теперь у меня есть не только деньги.
У меня есть дочь.
У меня есть дом.
У меня есть правда.
И я больше не позволю им играть со мной.
Через два дня ко мне пришло письмо от нотариуса. «Уважаемая Мария Александровна!
Сообщаем вам, что согласно последней воле вашего свёкра, Ивана Николаевича Коваленко, вы включены в список наследников его имущества.
В частности, вам завещана дача в посёлке «Скадовск», ранее принадлежавшая покойному…»
Я перечитала письмо трижды.
Иван Николаевич умер три месяца назад.
Я даже не знала об этом.
Алексей не сказал.
Свекровь — тем более.
А теперь вдруг — наследство?
Я позвонила нотариусу. — Да, — подтвердил он, — завещание было составлено за неделю до смерти.
