«Я не отдам свою путёвку» — спокойно, но решительно заявила Ирина, когда её планы рушатся из-за вмешательства свекрови

Она выбрала себя, и мир стал ярче.
Истории

Он уже был осведомлён обо всём.

Ирина заметила это по его беспокойным глазам и тому, как он поспешно поставил пакет на стол, избегая взгляда на неё. — Заезжала, — сухо произнесла она. — Предложила передать мою путёвку твоей племяннице.

Сергей глубоко вздохнул и провёл рукой по волосам.

Раньше этот жест казался ей трогательным, сейчас же он вызвал лишь тихое раздражение. — Ира, ты же знаешь маму… Она не со зла.

Она просто… очень любит Елену.

И меня.

Старается как лучше. — Как лучше для кого, Серёжа? — она уставилась ему в глаза. — Для неё?

Для Елены?

А для меня?

Где моё место в этой истории? — Ну зачем сразу так? — он сел напротив, попытался взять её за руку, но она отдёрнула ладонь. — Можно было просто согласиться.

Поехать в другой раз.

Разве для тебя принципиально?

Из-за какой-то путёвки устраивать ссору… Мы же почти семья. «Почти семья».

В этой «почти семье» ей, женщине сорока двух лет с собственной профессией, квартирой и жизнью, отводилась роль статиста, который должен «быть мудрее» и молча уступать. — Дело не в путёвке, Серёжа.

Ты ведь понимаешь это? — Не понимаю! — начал раздражаться он. — Не понимаю, почему нельзя просто сделать так, чтобы всем было удобно и спокойно!

Зачем эти драмы?

Это стало переломным моментом.

Точкой невозврата.

Он даже не пытался её защитить.

Он предлагал ей согнуться, лишь бы избежать своего личного дискомфорта при общении с матерью.

Ирина поднялась. — Значит так, Сергей.

В Сочи ты не едешь.

И я тоже не еду.

Путёвки можешь отдать маме.

Пусть распорядится ими, как хочет. — Что? — он с растерянностью смотрел на неё снизу вверх. — Именно так.

И никакой свадьбы не будет.

Собирай вещи.

Она произнесла это спокойно, почти безэмоционально, и от такой невозмутимости ему, кажется, стало страшнее, чем если бы она кричала. — Ира, ты с ума сошла?

Из-за такой ерунды?

Ты сейчас на эмоциях, давай успокоимся… — Никогда в жизни я не была так спокойна, — она взглянула на него, словно на чужого человека. — Я вдруг всё очень ясно увидела.

Спасибо твоей маме.

Она открыла мне глаза.

Он что-то говорил про любовь, про два года вместе, про то, что она решает резко.

Она молча слушала, а потом направилась в спальню, взяла его вещи из шкафа и сложила их в ту самую дорожную сумку, которую он собирал для поездки в Сочи.

Когда она поставила сумку в коридор, он смотрел на неё с обидой и непониманием, как ребёнок, у которого отобрали игрушку. — Ты ещё пожалеешь, — бросил он, надеваясь. — В твоём возрасте не стоит так разбрасываться отношениями… Кому ты будешь нужна?

Дверь захлопнулась за ним.

Ирина осталась одна. «В твоём возрасте».

Вторая за вечер фраза-триггер.

Она усмехнулась.

Ветер за окном одобрительно завыл.

Она взяла телефон и набрала номер своей сменщицы и подруги. — Марина, привет.

Ты завтра работаешь?

Можешь поменяться со мной?

Мне очень нужно.

Нет, не заболела.

Освободилась.

На следующий день, неожиданно свободный, она не осталась дома, погружаясь в горе.

Она отправилась в театр.

Не как зритель.

Вчерашний коньяк и ярость придали ей ту смелость, которой ей не хватало месяцами.

Ирина была лучшим мастером в своём салоне.

Но настоящей её страстью был театр.

Она посещала все премьеры, знала репертуар наизусть, а в журналах по парикмахерскому искусству всегда в первую очередь искала статьи о создании исторических и фантазийных причёсок для сцены и кино.

Одной из её постоянных клиенток была ведущая актриса местного драмтеатра, Елена Власенко.

Именно Елена, заметив её горящие глаза, однажды сказала: «Ирочка, с твоими руками и чувством стиля тебе бы у нас работать.

Наш постижёр уже на последнем издыхании, а молодёжь приходит без фантазии».

И вот теперь Ирина, в своём лучшем платье, стояла у служебного входа в Одесский театр драмы.

Ветер трепал её пальто и бросал в лицо снег.

Она почти повернула назад, решив, что это безумие.

Но затем вспомнила унизительные слова Тамары, беспомощность Сергея и фразу «кому ты будешь нужна».

Она решительно толкнула тяжёлую дверь.

Главный художник, к которому её проводила сердобольная вахтёрша, оказался суровым мужчиной около шестидесяти лет с седой бородой и проницательным взглядом.

Его звали Павел Викторович.

Он скептически осмотрел Ирину с ног до головы. — Так.

Продолжение статьи

Мисс Титс