Он собрался тихо и ушёл.
Не появлялся ни ночью, ни утром.
Прошла неделя.
Суд был назначен на вторник.
Тамара пришла туда одна — без адвоката, с папкой в руках.
Людмила Сергеевна сидела напротив, в строгом пиджаке, рядом — Алексей.
Он избегал смотреть на жену. — Вы утверждаете, что вас ввели в заблуждение при продаже квартиры? — коротко спросила судья. — Да, — твёрдо ответила Людмила Сергеевна. — Мне сказали, что я смогу жить там, когда захочу. — Кто именно сказал? — Покупательница, — старушка кивнула в сторону Тамары.
Тамара встала. — Это ложь.
Я предлагала приезжать в гости, но не жить. — Вы ведь обещали не выгонять! — вмешался Алексей. — Я и не выгоняла, пока меня не довели! — вспыхнула Тамара. — Вы сами знаете, как всё было!
Судья подняла руку. — Тише, граждане.
Всё по порядку.
Слушание длилось два часа.
Когда оно завершилось, у Тамары дрожали руки.
Судья объявила перерыв до вынесения решения.
У выхода из зала Людмила Сергеевна догнала Тамару. — Думаешь, победишь? — прошипела она. — Молодость пройдёт, а совесть останется. — Совесть? — Тамара повернулась к ней. — Вы о совести говорите?
Вы, которая лжёте под присягой? — Я защищаю свой дом! — Который продали.
Добровольно. — Тамара посмотрела ей прямо в глаза. — Я защищаю своё.
Решение суда пришло через две недели.
Сделку признали законной.
Иск Людмилы Сергеевны отклонили.
Тамара сидела на кухне, листая бумаги, и впервые за долгое время улыбалась.
Не от радости — скорее с облегчением, словно человек, вырвавшийся из долгого кошмара.
Телефон зазвонил.
Алексей.
Она посмотрела на экран и не взяла трубку.
Потом пришли второе и третье сообщения: «Прости». «Мама плохо себя чувствует». «Можно прийти поговорить?» «Прости». «Мама плохо себя чувствует». «Можно прийти поговорить?» Она выключила звук.
Вечером вышла во двор.
Листья уже сгнили, под ногами хлюпала сырая земля.
Воздух был холодный, звёзды почти не виднелись.
В голове крутились слова: «Прости. Мама плохо себя чувствует». Она представила их вдвоём в её старой кухне, где когда-то пили чай втроём.
Наверное, опять обсуждают её неблагодарность.
Пусть.
Тамара вернулась домой.
Тишина.
Сняла пальто, зажгла свет.
Квартира встретила её чистотой, теплом и знакомыми ароматами — кофе, дерева, чуть мыла.
Теперь это действительно был её дом.
Без чужих претензий, без страха, без постоянного «а что скажет мама».
Она прошлась по комнатам — к окну, на кухню, в спальню.
Взяла старую рамку с их свадебной фотографией.
Сняла её со стены.
Взглянула на снимок — он и она улыбаются, счастливы, будто впереди вся вечность. — Вот и всё, — тихо произнесла Тамара, вынимая фотографию из рамки. — Больше я никому ничего не должна.
Фото убрала в ящик, а рамку оставила пустой.
Поставила её на комод.
Пусть напоминает — не о нём, а о себе.
Села в кресло, заварила свежий чай.
В окне отражался свет настольной лампы, а за стеклом кружился первый снег — мелкий, нерешительный, словно новая жизнь, что только начинается.
Тамара долго смотрела на него и вдруг улыбнулась — спокойно, по-настоящему.
Теперь ей не нужно было ни доказывать, ни защищать, ни оправдываться.
Она просто жила.
В своём доме.
По своим правилам.
