Сайт для Вас! — Да ты совсем обнаглела, Тамара! — голос дрожал от гнева. — Сколько же можно терпеть это неприличие?
Тамара стояла посреди кухни, сжав ладони на столешнице.
Перед ней находилась Людмила Сергеевна, одетая в пуховый жилет, с лицом, покрасневшим от негодования.
Рядом — Алексей, нервно переступая с ноги на ногу, словно пойманный на плохой отметке подросток. — Хамство, говоришь? — спокойно произнесла Тамара, стараясь не повышать тон. — А кто с утра без разрешения в квартиру вошёл, мебель переставляет и высказывает замечания, будто на собрании? — Замечания?
Да я тебе только добра желаю!
Чтобы уют был!
Чтобы сыну моему комфортно жилось! — Людмила Сергеевна резко положила на стол пакет с яблоками, так что посуда задрожала. — А ты всё как колючий ёж — колешься! — Мама, хватит, — тихо вмешался Алексей. — Давайте без ссор… — Без ссор? — вспыхнула Тамара. — Дим, я уже год молчу!
Молчу, когда она приходит в семь утра с ключами.
Молчу, когда проверяет холодильник, как в общежитии.
Молчу, когда моё бельё перебирает, потому что «так стирать нельзя».
А теперь — всё.
Хватит!
В комнате воцарилась гнетущая тишина.
Снаружи шумели автомобили, в чайнике зашипела вода, закипающая. — Ты просто не понимаешь, — наконец произнесла Людмила Сергеевна, глядя в окно. — Этот дом — часть моей жизни.
Я тут всё своими руками создавала.
Каждый уголок знаю.
Первый шаг сына здесь был сделан.
А теперь прихожу — и чувствую себя чужой.
Всё переставлено, всё изменилось. — Потому что теперь это мой дом, — решительно ответила Тамара. — И я тоже хочу ощущать себя здесь по-своему. — Мой дом… — горько повторила старушка. — Хорошо говоришь.
Но интересно, сколько ты здесь прожила?
Год?
А я — сорок лет. — И всё же вы его продали, — напомнила Тамара. — Добровольно. — По нужде, — резко отрезала Людмила Сергеевна. — А нужда проходит.
Алексей тяжело выдохнул и опустился на стул. — Мам, перестань, пожалуйста.
Мы уже тысячу раз это обсуждали.
Ты сама говорила: здоровье важнее. — Да уж, — усмехнулась она. — Здоровье… теперь у кого здоровье, а у кого сердце разбито на куски.
Тамара отвернулась, чтобы не видеть её дрожащих губ.
Хотелось сказать что-то мягкое, но внутри всё бурлило.
Сколько ещё можно терпеть оправдания в собственной квартире?
Осень в городе всегда пахнет чем-то печальным — мокрой листвой, выхлопами, подтаявшим асфальтом.
После того конфликта Тамара не выходила из дома три дня — занималась уборкой, вымывала полы до блеска.
Желалось стереть всё — каждое слово, каждый взгляд, каждый отпечаток чужих тапок на полу.
Телефон звонил часто.
Алексей то писал, то звонил — коротко, сдержанно: «Как ты?», «Мама переживает», «Нужно поговорить».
Тамара отвечала односложно: «Позже».
Но «позже» наступило само собой.
Вечером, в субботу.
На кухне закипал чайник, когда раздался стук в дверь. — Это я, — голос был усталым, мужским, с оттенком вины.
Она открыла.
Алексей стоял с букетом — мятые розы, явно купленные в спешке возле Одессы. — Можно войти? — тихо спросил он. — Заходи, — ответила Тамара и отошла в сторону.
Он сел, огляделся — словно впервые заметил, как изменилась квартира.
Новые занавески, переставленный диван, полка с её книгами.
Всё напоминало о её присутствии. — Уютнее стало, — пробормотал он. — Да.
Потому что никто не переставляет мебель без разрешения, — холодно ответила она. — Тамар, ну хватит, — поморщился Алексей. — Мама уже старая, ей трудно.
Она не понимает, что так нельзя. — А ты не понимаешь, что меня это истощает.
Он помолчал. — Я не хочу становиться между вами. — А придётся, — перебила Тамара. — Потому что она не отстанет. — Ты преувеличиваешь. — Нет, Дима.
Я постоянно живу в ожидании, что сейчас кто-то откроет дверь своим ключом и войдёт.
Без стука.
Без «можно?».
Ты осознаёшь, что это ненормально? — Мама просто привязана к квартире. — К квартире?
Или к тебе?
Он промолчал.
Следующие недели пролетели в мелких ссорах и молчании.
Алексей стал уходить рано и возвращаться поздно.
Сначала говорил, что на работе аврал, потом перестал объясняться вообще.
