Иногда кажется, что жизнь напоминает длинную реку, по берегу которой ты неспешно шагаешь, выбирая гладкие камни — свои мечты, тревоги, обиды.
Но вдруг на пути появляется бурный порог, который нельзя просто так обойти или переплыть.
Так случилось и со мной, когда наш семейный бизнес — крепкая пекарня с многолетней историей — внезапно стал предметом споров.
Наш завод основал ещё дед, и всё начиналось с маленькой паровой хлебопечки и крошечного магазинчика.
Это было настоящее детство: аромат свежего хлеба, сдобных булочек с корицей, а за прилавком стоял папа в своей фирменной фартуке и широких подтяжках.
Я обожала бывать у него — таскать горячие, хрустящие корочки, слушать разговоры покупателей, наблюдать за ловкими движениями мамы, которая аккуратно заворачивала пироги в бумагу. – Тамара, иди к нам! – звала мама. – Помоги с тестом!
И я с радостью откликалась, ощущая себя частью чего-то большого и значимого.
Тогда мне казалось: когда вырасту, буду работать здесь, рядом с родными — вот она, простая женская мечта.
Но время шло.
Отец старел, брат Игорь взрослел — ещё подростком он мчался на мопеде по соседним Звенигородкам, развозя молоко и хлеб, а я… Я поступила в библиотечный, вышла замуж, а потом… всё завертелось: дети, заботы.
Бизнес развивался, набирал обороты.
В каждом доме знали: если на столе лежит батон с золотистым узором из нашей пекарни — значит, праздник будет удачным.
Игорь не пропускал ни одной закупки, внимательно разбираясь в каждой детали.
Я же всё больше ощущала себя посторонней, хотя по старой памяти наведывалась за пирожками для внуков. … Сколько бы лет ни прошло, я не переставала заходить в кабинет отца — пропахший бумагой и семечками, со старым деревянным столом, на котором стояли две кружки с пятнами от помады.
Всё казалось нерушимым — но оказалось, что это не так.
В тот день, когда отец ушёл — тихо, незаметно, не потревожив никого — жизнь в доме словно остановилась. – Тамара, ты не переживай, — подавленно говорил Игорь, перебирая бумаги, — всё будет честно. **** Время шло… Игорь решал все вопросы, бегал, договаривался.
А меня словно обходили стороной — и родственники по линии отца, и давние партнёры.
Я стояла на крыльце дома, всматривалась в серое весеннее небо и ловила в себе странное ощущение: будто жизнь пошла вперёд без меня.
Всё работало, как прежде, а для меня перестало быть привычным и родным.
На второй день после ухода отца меня позвал брат. – Тамара, зайдёшь?
Есть пара дел… В кабинете пахло чаем и мгновеньем, когда кто-то спешно протирал пыль влажной тряпкой.
Игорь копался в бумагах, водя пальцем по потрёпанному корешку долговой тетради. – Я тут… ну, советовался с юристом… Он долго не поднимал глаз, а я рассматривала голую стену, где когда-то висела папина фотография с парада.
Теперь там сиял лишь светлый прямоугольник. – Учитывая, что я последние годы занимался всем… — он помялся, откашлялся. — В общем, нотариус предлагает оформить всё на меня.
Я промолчала, но сердце сразу ощутимо сжалось… Как будто маленькая птичка, только что сидевшая на ладони, вдруг вспорхнула и улетела в закат.
Всё было рядом, привычно — но уже чуждо. – Ты ведь не против?.. — спросил Игорь.
Какой наивный вопрос.
Даже подросток понял бы, что это не обсуждается, если документы уже у юриста и подписи собраны. – Нет, конечно.
Как тебе удобнее, — ответила я, изо всех сил удерживая остатки достоинства.
В мыслях я уже убеждала себя: пусть будет так, может, мне это и не нужно было никогда.
Я любила запах хлеба, шутки старых пекарей, тёплую домашнюю атмосферу, но не понимала налогов, отчётов, тендеров и бесконечных поставок.
А Игорь, наоборот, с детства жил этим делом: составил первую отцовскую поставку в семь лет, таскал мешки, темнел от муки.
Папа всегда видел в нём будущего «наследника империи».
А я — я была девочкой.
Я любила книги, тихие беседы под вечерней лампой, мамину вязку… Видимо, не тот характер, не та роль.
Но всё равно — это жгло.
Обидно жгло.
Не потому, что я хотела денег или претендовала на собственность.
А потому, что меня словно вычеркнули, словно сказали: «Она не из наших».
Как будто родная кровь оказалась случайной ошибкой. — Тамара, ну ты же понимаешь, — всё ещё мялся Игорь, — здесь нужно много работать.
Ты сейчас и не сможешь толком, у тебя спина, внуки… Лучше живи спокойно, приезжай за пирожками… Я смотрела на брата, видела его покрасневшие уши и усталость, глаза, слипшиеся от недосыпа.
Младший, а теперь единственный у руля.
В другой ситуации, возможно, я бы его пожалела. – Понятно, – тихо сказала я, встала и быстро направилась к выходу, боясь, что выдам свои чувства слезой или злым словом.
Я очень старалась держаться по-женски: спокойно, гордо, сдержанно.
На улице меня догнала племянница Люда. – Тётя Тамара, ты у нас поживёшь? — Она смотрела с искренним участием, будто знала, к чему привела эта «делёжка». – Нет, спасибо, Людушка.
Я домой.
Всё нормально, что вы… – облегчённо вздохнула и прошла мимо.
И вот тут вдруг наступил вечер.
Дом опустел, на полках запахло пылью, на диване поселилось чужое одиночество.
Я долго ходила из комнаты в комнату, перебирала старые фотографии, письма, открытки и понимала: нужно что-то менять.
Или сойти с ума – или вырасти. *** Дни складывались в недели.
Брат всё реже звонил, всё чаще находил повод быть занятым.
Я пыталась заниматься домом, но стало ясно: привычная рутина больше не спасает.
