Егор нарочно медленно шёл домой, кружил по району, выбирал самые дальние переулки, останавливался то поесть мороженого, то поглазеть, как на поле взрослые дядьки играют в футбол.
Вот из–за него Егор и погорел! Если бы, пока писали диктант, мальчишки на улице не играли в футбол, не кричали звонко девчонки, болея за шестой «Г», не свистел физрук, размахивая руками, то Егор бы написал на «отлично»!
Непременно написал бы! Но мальчишки всё же играли, девчонки кричали, физрук свистел, и звуки эти неслись в открытое окно класса, совершенно сбивая с толку.
Получив на следующий день свою тетрадь обратно и увидев там написанную красной ручкой двойку, Егор растерялся. Это была как будто не его работа! Глупые ошибки, досадные описки, запятые расставлены россыпью, наугад… Как же так?! Ведь Егор готовился!
— Я готовился, не может быть! — так и сказал он Марии Степановне, своей учительнице. — Я занимался! Хотя бы четверка должна была быть!
Он смотрел на Марию Степановну так, будто это она во всем виновата, подделала его почерк, понаделала ошибок, и вот, нате вам, двойка!
Нет, она виновата уже в том, что открыла окно! Из–за неё Егорка не смог сосредоточиться. Но разве это кого–то волнует? У сильного, как говорит дед, всегда бессильный виноват. Всегда.
И как теперь прийти домой и показать матери дневник? Немыслимо. Катастрофа.
«Будет скандал… — кивнул своим мыслям Егор. — Будет грандиозный скандал».
А ещё будет наказание. Мама так и сказала: «Напишешь плохо — накажу!» И строго погрозила пальцем…
Егор ещё постоял у пруда, покидал уткам хлеб, который купил в палатке, попинал камешки на дороге, покачался на качелях, сделал на турнике «солнышко», чем вызвал восторг у сидящих на лавочке старушек.
— Чемпиён! Ну настоящий чемпиён! — всплеснула руками одна, в светло розовой шляпке и с ридикюлем на коленях.
— Олимпиец! — вторила ей другая. — Это же надо, какая силища!
Егор задрал нос от гордости за себя. Он весь этот учебный год ходил на бокс, «качался» и вообще мужал. Для лета.
— Из какой ты школы, мальчик? — спросила третья, разглядывая Егора через монокль.
— Да какая разница, из какой он школы! — возмутилась первая. — Ты что, Нина, будешь туда писать письмо или звонить? Мальчик! Молодой человек, вы, наверное, отличник! — окликнула розовая шляпка Егора, но тот уже ушёл. Хорошего понемножку.
Отрезок пути до двери подъезда дался с трудом, а уж путь по лестнице на третий этаж — вообще показался Егорке Эверестом.
Вздохнув и перекрестившись, мальчишка отпер дверь, зашел в прихожую.
Из кухни сразу же вынырнула бледная бабушка Даша.
— Егор! Ты где болтался? Я вся извелась, ты должен был прийти час назад! Я уже обед три раза разогревала, а тебя всё нет! Я места себе не находила! — Бабушка трагически схватилась за сердце.
Но Егор эти номера знает! Небось смотрела свой сериал и даже не обратила внимания, что он опоздал! А до этого разговаривала на лоджии с цветами.
Баба Даша, как только её сын, Алешенка, Егоркин папа, женился на Оле, Егорикной маме, съехала с этой квартиры, оставила молодым «хоромы» и все цветы в немыслимых горшках.
У самой Дарьи Сергеевны квартирка была теперь маленькая, балкончик не застекленный, сторона западная — одним словом, никаких условий для нормального развития пальм, гибискусов и прочих экзотов.
А чтобы пальмочки ещё лучше росли, с ними, считала баба Даша, нужно непременно разговаривать.
Дарья Сергеевна приезжала к сыну и невестке через день, ворковала с прущими из горшков зелеными палочками, считала листики, а заодно кормила обедом внуков — Егора и его старшего брата, студента Николая.
Николай то и дело прогуливал лекции, сидел дома, слушал музыку, но бабушке говорил, что пишет курсовую, «так надо».
Дарья Сергеевна понимала: раз надо, значит, пусть сидит! Она только тихонько приносила ему то чайку, то ватрушечек, то опять чайку.
Николай делал вид, что она его жутко отвлекает, и бабушка тут же исчезала, шепча: «Я быстренько, Коля, меня уж нет!»
Так и жили, ждали лето, когда поедут на дачу…
… Баба Даша смотрела, как Егор снимает ветровку, как нехотя, тяжело усаживается на стул, стягивает кроссовки, потом внук и вовсе замер, уставившись в пол.
— Случилось что, Егорушка? — просила Дарья.
— Плохо всё, бабуль. Диктант на двойку написал, — буркнул мальчишка. Из коридора послышался зычный гогот Николая. Подслушивал, бродяга! — Да я вообще не так всё писал! Честно! Это оно само как–то получилось! Я не виноват! — со слезами в голосе оправдывался Егорка.
Дарья Сергеевна закрыла глаза, стала дышать глубоко и медленно, положила пальцы себе на запястье, принялась считать пульс, потом, немного оправившись, глаза открыла, подошла к внуку, прижала его буйную голову к своему животу.
В кармане надетого на неё фартука лежали то ли спички, то ли пачка дедовых сигарет, и нос Егора неприятно смялся.
— Ну… Ну может как–то исправить можно? Переписать. Ну мало ли, бывает же у людей помутнение, и с тобой случилось… — пролепетала бабушка, скомкав Егорово лицо и приподняв его за подбородок. — Горюшко ты моё горькое!
— Мария Степановна сказала, что переписать нельзя, — обреченно махнул рукой Егор, встал, поплелся к себе в комнату.
— Нет! Нет, я сама с ней поговорю! Сама! Я добьюсь! — Баба Даша решительно направилась к телефону, рядом с которым лежала записная книжка. Полистав её и найдя номер школьной администрации, Дарья Сергеевна решительно набрала его, замерла, слушая протяжные гудки. — Алло! — вдруг крикнула она, как будто разговаривала не через провода, спасибо Попову, а так, с горы на гору, и её могли не услышать. — Позовите, пожалуйста, Марию Степановну! Да–да! Это очень важный вопрос! Срочно! Прошу вас!
На том конце повозились, Даша услышала хлопанье дверьми, потом молодой женский голос устало произнес: «Алло».
— Добрый день, Мария Степановна! Скорее даже вечер, но это неважно, я бабушка Егора Кочеткова, и… И не могли бы вы дать ему возможность переписать диктант? Это очень важно, поверьте! И для него, и вообще для всей нашей семьи! Ну как же нет?! Это несправедливо, это жестоко! Вы должны нас понять… Да ну и что, что годовой диктант! Ну нельзя быть такой жестокой к ребенку! Егорушка готовился, он занимался! Что? Пойти к директору? Да… Да… Я вас поняла.
Баба Даша повесила трубку, вздохнула. Директора, пожалуй, она не осилит. Нет, определенно не осилит: и платье сегодня на ней не выходное, и прическа простенькая… Эх…
Егор, приникнув к дверному косяку, слушал, тоже вздохнул. Катастрофа…
Ели молча, в печали. Дарья Сергеевна всё порывалась как–то поддержать внука, обнять, сказать что–то хорошее, но выходило всё равно как–то слабовато.
Только Николаю было весело, он то и дело глядел на младшего брата и усмехался.
— Нельзя злорадствовать, Коля! — назидательно подняла вверх указательный палец Дарья Сергеевна. — Это же твой родной брат! И он сейчас очень переживает.
— Ой, нашли тоже проблему! — Николай фыркнул, встал, забрал тарелку и, сообщив, что доест в «кабинете», удалился. Из его комнаты скоро загрохотала музыка, веселая, совершенно не соответствующая трагизму ситуации.
А всё дело было в невестке Дарьи Сергеевны, Ольге. Она сказала, что не пустит сына к бабушке с дедом на дачу, если он плохо окончит этот год.
А в том, что он его плохо окончит, сомневаться не приходилось. Математика ещё туда–сюда, но русский язык давался парню с трудом.
С октября он ходил к Клавдии Власовне, педагогу с «воооот таким стажем», соседке, живущей в квартире напротив. Она должна была, за определенную плату, кончено, подтянуть Егора по грамматике, чтобы он наконец стал хотя бы четвёрочником.
Егорка ходил к ней три раза в неделю, больше не мог, ведь у него ещё бокс!
— … А я вам говорила, что весь этот спорт ни к чему, если в голове пустота! — кипятилась за запертыми на кухню дверьми Оля, когда пришла с работы у всё узнала.
— Ну ты зря вот так говоришь, Лёля! — мягко брал её за руку муж, Алёша, с мольбой смотрел на мать, но Дарья Сергеевна только качала головой, лезть в споры между супругами не решалась. — Борьба для мальчика — это хорошо, это полезно и…
— Ой, брось! Его там только мутузили, всё норовили по головушке и ударить! — выхватывала свою руку отличница Оля. У неё–то в школе были одни пятерки! Она не гуляла, как все остальные, не играла в салочки, не каталась на коньках, не моталась по подворотням, не крутила романов со старшеклассниками, не бегала на дискотеки… Вообще ничего, кроме учебы, не делала. — В общем, извините, конечно, Дарья Сергеевна, но ни о какой даче и речи быть не может! Там Егор совсем разболтается! Я договорюсь с Клавдией Власовной, она станет брать Егора и в каникулы. Сам виноват! — шикнула она на всхлипывающую дверь. За ней, стеклянной, угадывался несчастный силуэт Егорки.
С Клавдией он заниматься не любил, даже ненавидел. Большую часть времени она рассказывала ему о своей молодости, о том, как училась в педагогическом институте, и там совершенно не было мальчиков, а им с подругами очень хотелось мужского общества, и тогда они…
Каждый раз Егор узнавал о соседке что–то новое, волнующее. К декабрю Егор мог перечислить по памяти всех её ухажёров, к марту знал, кто и что ей дарил, пока ухаживал, а к маю запомнил причины расставаний.
Клавдия Власовна задумчиво смотрела в окошко, отставив руку и держа в ней воображаемый мундштук, качала головой, вздыхала, ну а потом, как будто вспомнив, «зачем мы все здесь сегодня собрались», принималась спрашивать у Егора правила, листала учебник, тыкала пальцем и требовала, чтобы он говорил всё наизусть.
Денег за это много не брала. Ну что ей, сложно что ли помочь мальчику? Ну и что, что она как бы педагог, но в школе отработала чуть больше года, удачно вышла замуж и перешла в отдел методистики!
— Я, Оленька, столько программ пересмотрела, утвердила, внедрила, что могу писать трактаты не хуже Розенталя! Вы знаете, Оленька, кто такой Розенталь? — Ольга кивала. — Ну вот тогда вы меня понимаете. Всё будет с вашим сыном хорошо. А вот бокс… Бокс надо прекращать!
Егор был против. Он хотел научиться драться и показать потом своё умение на даче, при встрече с «поселковыми», что задирались к дачникам, утверждая, что те захватили чужую землю.
Иногда доходило до потасовок, и вот тут–то и должен был выйти Егор, весь в мышцах и совершенно бесстрашный.
Но получалось у него не очень. Егор боялся и чаще всего на тренировках стоял в сторонке, наблюдал, а если тренер всё же окликал его, то работал слабенько.
«Ничего, надо как бы повзрослеть, — упрямо твердил тренер. — Ты, Егор, не сдавайся!»
И Егор изо всех сил дубасил «грушу», воображая, что он уже на даче, сцепился с «поселковыми»…
А если его туда не пустят, то как же Мишка, Никита, Денис?! Получается, они останутся без поддержки?! Эх, далась матери эта двойка…
О том, что Клавдия ничем не помогает, Ольга не верила.
— Она опытный специалист! Я ей доверяю! — твердила Лёля и гнала сына к соседке.
Терпеть ещё целое лето автобиографию Клавы Егор совсем не хотел.
— Ты перегибаешь, Оля! — строго сказал Алексей, чувствуя, что мать на его стороне.
А как ей не быть на стороне сына, если Егор на даче — это кладезь добрых дел! Пообрезать сучки на яблоне, окопать кусты, прорыхлить, вечером всё полить, в парнике пошуровать, набрать корзину огурцов к ужину — всё ж Егор! А кроты! Именно Егор замечает начало их нашествия, борется, как может.
— Да что ты! Не заработал Егорка себе отдых! И точка! — отрезала невестка, стараясь не смотреть на мужа. — И даже не хочу слушать, что вы, Дарья Сергеевна, с ним сами позанимаетесь. У Егора большие проблемы, ему нужен профессионал!
— Да брось! Он ребенок, в конце концов! Должен отдыхать, загорать, дышать воздухом! — не сдавался Алешка.
— Конечно! У нас сосны! А в городе один бензин, вон, даже цветы вянут! — сделала Дарья Сергеевна шаг вперед. — Оленька, ну будь снисходительна! Мальчику надо перевести дух…
Дальше Егор слушать не стал. Пропала рыбалка по вечерам, пропали посиделки на бревнах у водокачки, велосипед тоже теперь не подарят. Зачем в городе велосипед!..
И головастики в этом году выведутся без него, без Егора, и никто не поймает бронзовку, не посадит её в коробок, чтобы потом показать бабушке… Всё лето будет только скучная Клавдия Власовна и душный двор с мелюзгой и панамками…
Николай тем временем, тоже послушав, что решается на семейном совете, позвонил деду.
— Привет! Не отвлекаю? Да у нас ещё бабушка, у нас! Тут Егора к вам не отпускают. Двойка по диктанту… Мать решила, что будет он заниматься с Клавой. Спасай, дедуля! Спасай! — проговорил он и подмигнул младшему брату, сопящему в углу.
Тем временем на кухне уже стали говорить на повышенных тонах, дело дошло до «личностей», Ольга намекала, что разгильдяйство у сыновей от отца, она–то с золотой медалью школу окончила!
Дарья Сергеевна всё отрицала, уверяя, что её мальчик умный и талантливый, а Егорка просто не гуманитарий и…
Все разом замолчали, когда в кухню вошел Николай, не спеша обошел стол, взял с полки чашку, плеснул себе кипятку, заварил кофе, понюхал, вылил в раковину, налил чаю.
— Да куда ж в немытую чашку–то, Коленька? — прошептала Дарья Сергеевна.
— Ничего, бабуль. Это у меня в отца, разгильдяйство. Я, понимаешь, тоже золотых медалей из школы не приносил, да и в институте своём не ахти, как учусь. Ничего, мы и из немытых попьем. А вот вам, маменька, следует подумать, очень хорошо подумать, прежде чем запрещать Егору дачу. Я с ним сидеть не буду, я на практику уеду. А у вас, насколько я помню, с отцом билетики уже куплены на морское побережье, да? Вы ж сами дни считаете до отпуска! Ну так не портите себе жизнь! Там дед какую–то операцию провернул, кого–то нашёл в садоводстве. Словом, он сам всё объяснит. — Коля сыпанул в чашку сахар, положил ещё в карман горсть конфет для Егора и ушел, чмокнув напоследок бабушку в щёку. Та зарделась, улыбнулась.
Ольга хлопала глазами, сердито морщилась.
Зазвонил на столе Лёшкин сотовый, Андрей Фёдорович что–то быстро сказал, Лёшка кивал, потом сообщил, что «папа всё порешал».
— Что он порешал? — хмуро спросила Ольга.
— На даче есть некая Валентина Петровна. Она займется Егором. А мы можем спокойно лететь на море. Оль, да брось ты дуться! Ну не наказывать же мальчишку в самом деле из–за этой двойки! Ты же не всерьез!..
Дарья Сергеевна уезжала домой довольная. Всё разрешилось наилучшим образом, Егор спасен, все планы в силе.
Колька проводил бабушку до лифта, помахал ей рукой.
— А ты правда бы не стал со мной возиться, если бы они меня оставили? — тихо просил его вечером Егорка.
— Да куда бы я делся! Ох, Егор, ты столько ещё не понимаешь! Взрослые, ну то есть я и родители, — пояснил он, — мы часто говорим что–то просто так, ну, напугать хотим, блефуем, одним словом, пользуемся своими правами. А вы, дети, верите. Ты взрослей скорее! Тогда тоже сможешь вот так выступать! А насчет бокса не расстраивайся. Наладится!..
… Валентина Петровна оказалась женщиной доброй, очень подвижной, вечно копошилась в огороде, что–то подвязывала, прививала, обрезала, укореняла, собирала, варила, закатывала и снова собирала. На её кухне к первому урожаю клубники было некуда сесть от безумного количества банок.
— А! Егорка! Заходи! С приездом! — радостно кивнула она мальчишке, робко топчущемуся у калитки.
— А меня к вам заниматься прислали… Ну, грамматикой… — сказал Егор не ей, а выложенной веселыми разноцветными платками тропинке. — Или мне попозже зайти?
— Да как же попозже?! Попозже у вас футбол! Нет–нет! Давай сейчас! — всплеснула руками Валя. — Знаешь, грамматика — это хорошо, но мне тут вот надо племяннику письмо послать, поможешь написать? У меня руки со вчерашнего дня горят, крапиву дергала, вся обожглась.
— Ну, не знаю… — помотал мыском по траве Егор. — А чего писать–то надо?
— Да вот тут, из книжки. У меня племяшка боксом увлекается, а живет, знаешь, далеко, у них там только карате преподают. Вот он и просил меня хоть чем–то помочь. — Валентина привела гостя в беседку, положила перед ним книгу—самоучитель. — Вот тут приёмы описаны, надо бы переписать.
— А чего ж переписывать! Вы ему книжку и пошлите! — пожал Егор плечами.
— Дык и я ему говорю, давай, пришлю! Но ведь они переезжают летом, потеряет ещё всё, будет обидно. Уж напишем ему парочку приёмов, хорошо?
Егор вздохнул, сел писать. Валя крутилась рядом, опять что–то пропалывала, рыхлила.
— Да как же так можно! — тихо возмущался Егорка. — Стойку совсем по–тарабарски сформулировали! Ерунда какая–то! Тоже мне, писатели!
Он долго пыхтел, потом сказал, что всё сделано.
— Я посмотрю? А то племянник будет меня спрашивать… — сказала Валя, села, внимательно прочитала, потом встала в стойку. — Я правильно сгруппировалась, Егор? Посмотри, так? А рукой как бить? Сильней?
Егор нехотя поднялся, поправил никудышную Валентину, та обрадовалась, стала дубасить воображаемого противника, но вдруг спохватилась.
— Ой, у нас же пирог в духовке! Ну я растяпа! Егор, побежали! — И припустилась по дорожке к дому. Мальчик за ней.
Потом она поила Егора компотом и угощала пирогом с вишней, рассказывала, как вчера к ней на участок прибежал заяц и оторопел от собственной смелости.
— И куда он делся? — допив компот, спросил мальчик.
— Ушёл. Дела у него, понимаешь ли… Дела! — ответила Валя, взъерошила Егорову шевелюру, и отпустила мальчишку домой…
Он приходил к ней через день, переписывал рецепты, какие–то инструкции по садоводству, ещё несколько уроков по боксу, потом начали восстанавливать дневник Валиного отца. Бумаги попали под дождь, чернила размокли, и Егор переписывал всё в новую тетрадь.
Валин папа рассказывал о каких–то экспедициях, камнях, горах и реках. Валентина то и дело раскладывала на столе карту, вместе искали на ней те самые места, помечали флажками.
— А кто был ваш отец? — спросил Егор.
— Геолог, — пожала плечами Валя. — Я тебе сейчас фотографии покажу.
И они принимались рассматривать черно–белые снимки в альбоме: улыбающихся людей в штормовках на фоне палаток, величественные горы, бурные реки, заснеженные плато.
Егор тоже захотел вот так путешествовать по миру, решил даже заняться альпинизмом. Матери пока не говорил, боялся, что откажет, но дед пообещал, что сам всё устроит…
Дальше Валя попросила своего ученика завести дневник погоды.
— А чего его вести–то? Включили телевизор, там всё скажут! — отмахивался Егор.
— Да это я понимаю! Но мне другое нужно! Вот помидоры… Как этот сорт вел себя в какую погоду? Мне надо бы записать, а то забуду. Память совсем стала дырявая! Так, пиши. «Бычье сердце»… Кавычки поставь, а то я потом не разберу! Если название, то ставь кавычки. Ага! Так, высота… Плодов… Температура…
Валя теперь звала Егора «мичуринцем», собирала все его записи, проверяла, кое–что исправляла и угощала мальчишку то морсом, то киселем, то мармеладом.
— Да ну! Скучно небось летом учиться! — вздыхали сочувственно друзья.
— Нет. Тётя Валя совсем не скучная. Вчера вот про рыб писали, какая на что клюет лучше. И вот что я вам скажу, ребята! Черви ваши — прошлый век! На креветку надо ловить! — важно вздернул указательный палец Егорка.
Мальчишки озадаченно на него посмотрели… А потом у Сомова Паши дома случился скандал: Павлик стащил из морозилки целую упаковку креветок, «потому как карп совсем обнаглел и клюёт только на экзотику», равнодушно, не обращая внимания на материны вскрики, пояснил мальчишка и показал ведро, в котором плавали два крупных карпа. От них несло тиной, но это же карпы, так им положено!..
Мама Павлика вечером вынесла к столу двух запечённых в тесте рыбин, гости были в восторге. Рецепт сего блюда Паша узнал у Егора, тот как раз недавно переписывал его в Валину записную книжку…
… С поселковыми ребятами встретились как–то случайно, на рынке. У Гоши, того, что жил в большом, на несколько семей, кирпичном доме, пробило камеру на велосипеде. Он с друзьями пришел покупать новую. И Егор пришел туда же. Он искал звонок на руль детского велосипедика для соседской девчонки, Женечки, хотел подарить ей на день рождения.
Парни стояли и смотрели друг на друга, потом Егор, сам от себя не ожидая, сделал шаг вперед, протянул руку.
— Мир? — громко спросил он. — К чему зря кулаками махать? Айда на турники!
— Мир, — грустно ответил Гошка. — Я, ребят, уезжаю скоро. Мать с отцом развелись, разбегаются. Меня к тетке отправляют. Некая Клавдия Власовна…
И назвал адрес. Егор вытаращился, не веря ушам. Как же тесен мир…
— Что, знаешь её? — пробурчал Гошка.
— Соседка наша. Нет, она так–то ничего, только уж больно… — Егор поискал подходящее слово, — мечтательная натура. И из себя воображает много.
Гоша вздохнул.
— Но ты можешь приходить к нам! — Егору вдруг захотелось утешить паренька. — Родители будут не против!..
Драки с «поселковыми» так и не случилось. Повода не нашлось…
Лето пролетело быстро. Егор с тоской попрощался с тетей Валей. Она ему подмигнула.
— Молодец, парень! На будущий год приезжай, будем арбузы выращивать! — И сунула Егору две банки с малиновым вареньем.
Этикетки на них с пропорциями и рецептом пирога были написаны самим Егором, без единой ошибки…
… Бокс Егор бросил, увлекся геологией и альпинизмом, часто теперь гулял с Гошкой, вместе они ходили в кружок юных геологов, таскали в дом камни, выкопанные у Москвы–реки. Клавдия Власовна ругалась на племянника, тогда он перетащил всю коллекцию к Егору. Ольга была не против. Пусть делает, что хочет, главное, что проблем с учёбой у сына больше не было. Он стал каким–то другим, повзрослел, постоянно чем–то увлекался, таскал из библиотеки книги, лез к Коленьке, просил открыть электронную энциклопедию, выписывал что–то в тетрадки, потом шушукался с Гошей. Чудеса…
Николай тоже за лето возмужал, отпустил усишки, устроился на работу, на несолидную должность по типу мальчика на побегушках, но всё же! И теперь, приходя вечером домой, он, устало вздохнув, кивал сидящим на кухне мальчишкам:
— Привет, молодежь! Не нальёте старику чаю?
Молодежь бросалась угождать усатому Кольке, а тот, помассировав виски, продолжал:
— Ну что, камни ворочаете? Небось уже всю набережную разобрали!
— Нормально всё с набережной, — качая ногой, отвечал Егор, а однажды ещё добавил писклявым голосом:
— А вот вам, Николай Алексеевич, звонила некая Светочка, просила передать, чтобы вы ни на что больше не рассчитывали.
Николай уперся глазами в часы, замер, потом как–то весь подобрался, подскочил, развернулся и помчался к себе, звонить Светке. Как же он про неё забыл?! Ведь в кино собирались! Эх, вот она, взрослая жизнь, работа, заботы… Теперь придется в ногах валяться, просить прощения… Хорошо Егору, у детей какие проблемы?! Даже, вон, пятерки стал получать! И мать его не ругает…
— Да не трясись ты! Я ей сказал, что у тебя несварение, она поверила! — крикнул ему вдогонку Егор.
Коля выглянул из «кабинета», хотел наорать на брата за столь унизительный диагноз, но потом махнул рукой, хмыкнул. Хороший у него брат, прикрывает, как умеет, чертёнок!
Но Свете всё же надо позвонить, и одними извинениями тут не обойдёшься… Подарить ей что ли один из Егоровых булыжников? Колька задумчиво посмотрел на балкон, где на газетке была разложена «коллекция».
— Купи розы, Коленька. Не прогадаешь, — тихо посоветовала баба Даша, поправила внуку воротничок, смахнула с плеча соринку. — Только поужинай сначала, ну что ты на голодный желудок…
Но Коля только чмокнул её в щеку и выскочил за дверь.
Егор смотрел на него через окошко и улыбался. А всё же хорошо он этой чванливой Светке про несварение брякнул. Она и не нашлась, что ответить.
Спасибо тёте Вале, с которой читали ветеринарный справочник, когда у соседки Валентины, Раечки, захворали куры. У них тоже было несварение.
«Может в ветеринары податься?» — подумал Егор, пожал плечами и пошел ужинать. Потом решит, вся жизнь ещё впереди!..
