Сёстры расположились в кафе напротив клиники, попивали кофе. «Валя, прости меня.
За то, что сомневалась в тебе.
За то, что накричала.
За то, что не доверяла». «Оль, перестань.
Виной здесь не ты». «Я виновата.
Я же твоя сестра.
Должна была спросить, понять и поддержать.
А вместо этого сразу осудила». Ирина крепко сжала её руку: «Ты была в отчаянии.
Люди в таком состоянии не всегда поступают правильно.
Это естественно». «А почему ты молчала?
Стоило сразу рассказать про кражу…» «Стыдно было.
Ты же знаешь, что всю жизнь я была старшей и сильной.
Всё у меня получалось, всё ладилось.
А здесь такой провал…
Не смогла сохранить мамину вещь…
Как я могла тебе в этом признаться?» Тамара кивнула.
Она прекрасно понимала.
Обе были гордыми, боялись выглядеть слабыми.
И чуть не потеряли друг друга из-за этой гордости. «Знаешь», — произнесла Тамара, — «мама была бы счастлива». «В чём?» «В том, что мы помирились.
Что стали ближе друг к другу.
Наверное, именно для этого всё и произошло — и кража, и моя болезнь.
Чтобы мы поняли, что важнее всего». Ирина сквозь слёзы улыбнулась: «Дорогой урок».
«Но стоящий». Операция прошла успешно.
Врачи удалили опухоль, прогноз был благоприятным.
Тамара провела в больнице две недели.
Ирина приходила каждый день — приносила фрукты, книги, просто сидела рядом.
Однажды она сказала: «Оль, знаешь, я тут подумала…
Может, к лучшему, что брошь украли?» «Почему?» «Смотри.
Мама хотела, чтобы мы продали её и разделили деньги.
А мы бы поделили, разошлись по своим углам и всё.
Так бы и жили — встречались раз в год на маминых поминках.
А сейчас…
Теперь мы снова семья». Тамара задумалась и кивнула: «Пожалуй, ты права.
Брошь можно купить.
А сестру — нет». Когда Тамару выписали, Ирина настояла, чтобы она пожила у них, пока восстанавливается.
Тамара сначала отказывалась — не хотела создавать неудобства.
Но в итоге согласилась.
Она провела у сестры месяц.
Они много говорили, вспоминали детство, родителей, смеялись и плакали.
Снова узнавали друг друга — не как чужие родственники, а как близкие люди. «Знаешь, Оль», — сказала однажды Ирина, — «я всю жизнь тебе завидовала». «Мне?!
Это ты мне завидовала?!» «Да.
Ты такая умная, начитанная, самостоятельная.
Сына одна воспитала, работаешь, учишь детей.
А я что?
Только деньги считаю, по магазинам хожу.
Пустышка». «Ты не пустышка.
Ты добрая, щедрая, светлая.
Я вот, например, жадная». «Не жадная.
Берегущая.
Это разные вещи». Они помолчали.
Потом Тамара сказала: «Всё получилось странно, правда?
Я думала, что ты жадная.
Ты думала, что ты пустышка.
А на самом деле мы обе просто… люди.
Со своими недостатками, страхами и ошибками». «И с любовью друг к другу», — добавила Ирина. «И с любовью». Прошёл год.
Тамара вернулась к работе, здоровье восстановилось, врачи говорили о стойкой ремиссии.
Она по-прежнему жила скромно, экономила — такая привычка на всю жизнь.
Но теперь она каждую неделю навещала Ирину.
Теперь они виделись регулярно — то сидели до вечера на кухне у Ирины, то гуляли по Летнему саду, то шли на премьеру в Театр имени Марии Заньковецкой.
Илья в это время защитил диссертацию — теперь он кандидат наук, гордость для матери.
И что самое важное — вернулся домой, в родной город.
Устроился преподавать в университете, снял однушку на окраине.
На новоселье в его небольшую квартиру пришли обе — Тамара и Ирина. «Тётя Валя, спасибо вам», — сказал Илья. — «За то, что помогли маме.
Я никогда этого не забуду». «Не стоит благодарности.
Она моя сестра.
Я должна была помочь». Тамара смотрела на них и улыбалась.
У неё уже не было золотой броши, не было денег на счету.
Но была сестра.
Настоящая, любящая, которая всегда рядом в трудную минуту.
И это ценилось дороже всех бриллиантов.
А золотую брошь так и не нашли.
Она где-то осталась, в чужих руках.
Но Тамаре это больше не было важно.
Она поняла главное: семья — это не вещи, которые можно украсть или продать.
Семья — это люди, которые остаются рядом, даже когда всё рушится.
И мамино наследие оказалось вовсе не в броши.
Оно заключалось в любви, которой она научила дочерей делиться друг с другом.
