Дверь вновь захлопнулась, и ключ повернулся в замке.
Однако теперь в её душе наряду с тревогой поселилась холодная, чёткая решимость.
Уборщица, заглянувшая к ней днём, проявила сострадание.
Пожилая женщина, увидев её измученное лицо, вздрогнула от ужаса, но всё же повернула ключ. — Он меня убьёт за это… — сказала она с дрожью. — Скажете, что я солгала, попросила воды и убежала.
— Скажете так, — тихо ответила Тамара, уже спускаясь по лестнице. — Дитя, надень маску, лицо прикрой, — бросила ей вслед женщина, протягивая медицинскую маску и лёгкий шарф.
Она шла домой узкими переулками, скрывая изуродованное лицо.
Мать, заметив её, не вскрикнула, а застыла, словно превратилась в камень.
Потом без слов тихо обняла дочь. — Казался таким порядочным… Прости меня.
Я так хотела для тебя лучшего.
— А если он сюда придёт?
— Не придёт, — прохрипела Тамара, но на всякий случай позвонила Павлу.
Он приехал, не задавая лишних вопросов.
Будущий хирург, уже работавший в «скорой помощи», аккуратно обработал её ссадины, вызвал знакомого врача для официального осмотра и сделал фотографии на телефон.
Позже он переслал снимки Алексею с коротким и деловым предупреждением: любая попытка приблизиться — и эти фотографии окажутся в интернете и редакциях всех крупных изданий.
Алексей исчез из её жизни так же быстро, как и появился.
Развод оформили стремительно, без её участия.
Через две недели, когда синяки побледнели и превратились в жёлто-зелёные пятна, Тамара вернулась в институт, встретив однокурсников теперь уже с новым, более твёрдым взглядом.
Летом, после выпускных экзаменов, они с Павлом сидели в уличном кафе, наблюдая, как вечерняя заря окрасила Шполу в нежные пастельные оттенки.
Мимо их столика, не заметив Тамару, прошёл Алексей.
Под руку с ним шла хрупкая девушка с восторженными глазами, так похожими на её прежние.
Когда он направился к туалету, Тамара, охваченная внезапным порывом, подошла к их столику. — Будьте осторожны, — тихо, но уверенно произнесла она. — Бегите от него.
Пока не стало слишком поздно.
Он избил меня.
Я — его бывшая жена.
Девушка посмотрела на неё с немым вопросом и недоверием. — Пожалуйста, — добавила Тамара. — И не говорите никому, что видели меня.
Она быстро удалилась, не оглядываясь.
Через стекло наблюдала, как Алексей вернулся и что-то спросил спутницу.
Та невинно пожал плечами. «Не сказала», — прошептала Тамара, и камень, долго лежавший на душе, наконец сдвинулся.
— Зачем ты это сделала?
— Он мог меня увидеть! — волновался Павел, догоняя её. — Меня никто не предупредил.
Все молчали.
Даже Елена.
— Я не хочу, чтобы кто-то ещё прошёл через это.
Они переехали в другой район Шполы, где поступили в ординатуру.
Павел стал выдающимся хирургом, Тамара — чутким кардиологом.
У них родился сын, которого назвали Даниилом — в честь спокойной внутренней силы.
Мать, пережившая тяжёлый урок, научилась любить дочь без условий и навязчивых ожиданий, просто радуясь её улыбке.
Однажды, ожидая стрижки в кресле парикмахерской, Тамара листала старый глянцевый журнал.
Её взгляд остановился на заметке в углу: «Резонансное убийство в элитном посёлке. Бизнесмен Алексей Волынский жестоко расправился с женой».
Фотография бывшей подруги смотрела на неё пустыми глазами, не успевшими понять ничего. «Не послушалась…», — тихо вздохнула Тамара, закрывая журнал.
Она подняла глаза к окну.
На тротуаре, залитом золотистым светом заходящего солнца, Павел медленно катил коляску, что-то рассказывая склонившемуся к нему маленькому Даниилу.
Они смеялись, и этот тихий, искренний смех был слышен даже сквозь стекло.
В её сердце, где когда-то обитал страх, теперь царил крепкий и тёплый мир.
Счастье, которое она обрела, не мерцало блеском хрустальных люстр и не звенело бокалами.
Оно пахло домашним хлебом, звучало спокойным голосом любимого и отражалось в доверчивых глазах сына.
Это счастье было простым, родным и потому бесценным.
За окном парикмахерской медленно опускался вечер, такой же тихий и уверенный, как шаги человека, который знает свой путь и ценит каждый миг, освещённый не ярким чужим светом, а своим, тихим и неугасимым.
