Тамара настояла на том, чтобы свадьба прошла в узком кругу — без лишних гостей и пафоса, только близкие люди.
Алексей не стал возражать.
После медового месяца их жизнь изменилась.
Тамара переехала в его просторный дом, где холод от обилия мрамора и стекла ощущался особенно остро. — Наконец-то найдётся с кем поговорить не только о сумках и курортах, — радовалась Елена, которая заметно округлилась к тому времени. — А то жёны друзей Алексея — словно фарфоровые куклы с пустыми глазами.
Они вновь стали соседками.
Однако свобода Тамары оказалась иллюзорной.
В институт и обратно её возили на машине.
Прогулки в одиночестве были исключены.
Однажды занятия отменили, и она, вдохнув свежий мартовский воздух с запахом талого снега и надежд, решила идти домой пешком.
Почки на ветках лопались, выпуская липкие изумрудные листочки.
Её догнал Павел, однокурсник, с которым они когда-то вместе готовились к экзаменам.
Они зашли в небольшое кафе на углу.
Как же ей не хватало простых разговоров, шуток и споров о книгах!
Выяснилось, что в группе её давно избегали, считая «выскочкой в золотой клетке». — О чём задумалась? — поинтересовался Павел. — Пора мне идти, — вздохнула она. — Он… ограничивает тебя? — почувствовал он её настроение. — Нет, нет.
Просто пришло время.
Дома её ждал Алексей.
Он стоял у камина спиной к огню, лицо было скрыто в тени. — Где была? — спросил он тихо, голос был ровным и холодным, словно лезвие. — В институте. — Не лги.
Занятия отменили.
Ты не вызвала машину.
Почему?
Чтобы встретиться с ним? — Это Павел, однокурсник.
Мы просто выпили кофе, — удивилась она.
Он подошёл ближе.
Глаза, обычно тёплые, стали холодными, как зимний лёд. — Что в этом такого? — дрогнул её голос, хотя внутри бушевал гнев. — Ты моя жена.
У меня много врагов и завистников.
Любая твоя ошибка — пятно на моей репутации.
Ты не вправе меня подводить. — Сидеть в кафе — это «подводить»? — не могла поверить Тамара своим ушам. — Ты ничего не понимаешь? — он резко сократил расстояние между ними. — Не разговаривай со мной таким тоном, — отступила она на шаг, наткнувшись на спинку кресла. — Я не разрешал тебе гулять одной, — прошипел он, и его пальцы, словно железные тиски, сжали её запястье, притягивая к себе. — Если не научишься слушаться… — Что тогда?
Убьёшь? — вырвалось у неё, попытка вырваться оказалась тщетной.
Она не успела понять, откуда пришёл удар.
Сначала в ушах раздался оглушительный звон, который заглушил всё.
Она видела, как шевелятся его губы, но не слышала слов.
На языке ощущался солоноватый, медный привкус.
Лицо онемело, стало чужим.
Он наклонился, и сквозь шум в голове пробились слова: — Поняла? — Я… поняла, — с трудом выдавила она, губы почти не слушались.
Второй удар, стремительный, пришёлся на ту же щёку.
Она упала на пол, ударившись затылком о ножку стола, и мир поплыл, растворяясь в чёрной густой пустоте.
Очнулась она одна.
Всё тело дрожало, сдерживаемый рыданием разрывал грудь.
Добравшись до спальни на втором этаже, она рухнула на покрывало.
Только здесь дала волю слезам — беззвучным и отчаянным.
Потом, решив приложить лёд, заметила, что дверь заперта снаружи.
На тумбочке телефона тоже не оказалось.
Утро принесло новую боль.
В зеркале отражение выглядело чужим: распухшее, покрытое сине-багровыми пятнами лицо.
Алексей не появлялся.
Замок щёлкнул только к вечеру. — Ну что, образумилась? — он стоял в дверях, свежий, пахнущий парфюмом. — Ненавижу!
Выпусти! — выкрикнула она, и старая рана на губе раскрылась, наполнив рот знакомой горечью.
Новый удар, уже привычный, отправил её обратно на кровать.
