«Вы растили сына. Я ращу людей. Разве это не одно и то же?» — с решимостью заявила Таня, защищая свою роль в жизни детей, которые не ее родные.

Сможет ли добро, заветное и чужое, вскоре заменить пустоту?
Истории

Я шла с работы, в голове еще звенел детский смех, а руки еле уловимо пахли красками. Сегодня Маша, пятилетняя тихоня, впервые нарисовала солнце с лучами.

Не каляки-маляки, а настоящий круг, и из него — линии, как щупальца радости. Хранила этот рисунок в сумке, будто диплом. Вдруг позвонила свекровь: «Заскочим с отцом на чай».​

​Они сидели на кухне, когда я вернулась. Свекровь, как всегда, в строгом платье, рассматривала фотографию на холодильнике — я с выпускниками детского центра. Двадцать пар глаз, двадцать улыбок.​

​— Радуйся, что тебе детей доверили, — сказала она, не отрываясь от снимка. — Хоть с чужими понянчишься, раз своих нет.​

​Муж замер с чашкой, свекор закашлялся. Я почувствовала, как по спине ползет жар — тот самый, что бывает перед криком.

Но вместо этого вспомнила, как сегодня Маша, крепко сжимая мой палец, вела к своему рисунку. «Смотрите, я научилась!»​

​— Знаете, — начала я, усаживаясь напротив, — когда я была маленькой, няня читала мне сказки на ночь. Не мама, не бабушка — чужая тетя. Но я до сих пор помню ее голос.​

​Свекровь подняла бровь, будто искала подвох.​

​— Она не родила меня, но научила отличать добро от зла в каждой истории. Разве это меньше, чем дать жизнь?​

​Муж провел рукой по моей спине в знак поддержки.​

​— А в прошлом году ко мне привели девочку, — продолжила я, вынимая из сумки Машин рисунок.

— Она не говорила. Воспитатели шептались, что «неполноценная». Месяц мы с ней дули на одуванчики, чтобы разработать губы. Первое ее слово было «полетели». Теперь она читает стихи на утренниках.​

​Бумажное солнце легло на стол. Свекровь потянулась к нему, будто к чему-то хрупкому.​

​— Вы правы — они чужие. Но когда Никита, которого бил отец, впервые обнял меня; когда Варя, потерявшая маму, спросила: «А вы придете завтра?» — разве их доверие не равно материнству?​

​Ее рука с золотым обручальным кольцом сжала край скатерти, а я продолжала.​

​— Вы растили сына. Я ращу людей. Разве это не одно и то же?​

​Свекор первым нарушил молчание:​

​— У тебя, Таня, дар.​

​Муж кивнул, глаза блестели.​

​Свекровь встала, поправила платье.​

​— Я… я, пожалуй, попрощаюсь. Завтра рано вставать.​

​У двери обернулась:​

​— Рисунок… красивый. Солнце, да?​

​— Да, — улыбнулась я. — Его нарисовала девочка, которая верит, что мир добрый. Надеюсь, я не ошибаюсь.​

​Она замерла, потом кивнула — коротко, почти невидимо.​

​…Ночью муж обнял меня, спросил шепотом:​

​— Ты давно это хотела сказать?​

​— Нет, — ответила я, глядя в темноту. — Просто поняла: если молчать, они так и будут думать, что боль — это нормально.​

​Утром в вазе с фруктами лежал Машин рисунок. А я шла на работу, где меня ждали двадцать «чужих» сердец. И двадцать раз «мама», сказанное не мне, но для меня — честнее не бывает.

Источник

Эллина Гофман

Я, Эллина Гофман, родилась в Одессе и теперь живу в Тель-Авиве, где перенесла свои знания и культурные ценности из одной части мира в другую. Я обожаю жизненные истории и сочетаю научный и мистический подходы, чтобы предложить читателям уникальное понимание самопознания и личностного роста. Жизнь в динамичном Тель-Авиве вдохновляет меня изучать влияние зодиака на нашу жизнь и делиться своими открытиями через мои статьи.

Мисс Титс