В коридоре нас ожидала женщина. Невысокая, примерно сорока лет.
— Это я оставила записку, — сказала она. — Елена попросила.
Ещё до родов.
Она сказала: если что-то случится, передай Игоря сестре.
Дала адрес. — Почему она сама не позвонила? — спросила я. — Боялась.
Опасалась, что вы не ответите.
Я молчала. — Она много о вас рассказывала, — продолжала женщина. — Говорила: Тамара строгая, но надёжная.
Если что-то произойдёт, она справится.
И правда всегда справлялась.
У меня сдавило горло.
Открытка.
Месяц назад. «С днём рождения».
Это была её попытка восстановить связь.
Первый шаг.
Она хотела помириться.
А я даже не догадалась. — Органы опеки уже в курсе, — сообщил Алексей, когда мы покидали больницу. — Мать в коме, отец неизвестен.
Они намерены забрать ребёнка.
Я остановилась. — Что? — Вы можете оформить временную опеку.
Но это изменит всё.
Расписание, контроль, вся жизнь.
Я взглянула на часы.
Четырнадцать сорок семь.
Момент, когда мама ушла.
Момент, когда всё закончилось.
Двадцать два года я носила эти часы.
Чтобы помнить.
Чтобы не забывать боль.
Но, может, пора помнить что-то иное?
Я расстегнула браслет и сняла часы.
Впервые за двадцать два года. — Я оформлю опеку, — сказала я.
***
И вот я сижу в зале суда.
Судья смотрит на меня.
За спиной — Алексей и Ольга. — Да, — отвечаю я. — Беру на себя ответственность.
После заседания мы вышли на улицу.
Игорь на руках — тёплый, сонный.
Он уже привык ко мне.
И я привыкла к нему.
Алексей улыбается. — Вы справитесь. — Мы справимся, — говорю я.
Ольга подходит и протягивает Алексею сложенный листок.
Рисунок.
Дом, а внутри четыре фигуры: мужчина, женщина, ребёнок и девочка. — Это для тебя, — говорит она. — Я ждала, пока ты улыбнёшься.
Алексей смотрит на рисунок.
Он писал ей каждый день в дневник — слова, которые не мог произнести вслух.
А она всё это время рисовала семью, которую хотела вернуть.
Он обнял её.
Впервые за три года.
Я отворачиваюсь, чтобы не мешать.
Два месяца спустя Елена пришла в сознание.
Впереди долгий путь реабилитации, но врачи уверены, что она будет ходить.
Я навещаю её ежедневно.
Наш первый разговор был коротким.
Она ещё слаба, говорит с трудом. — Я боялась, что ты не возьмёшь его, — прошептала она. — Я боялась, что не справлюсь. — Ты всегда справлялась. — Но я никогда не умела любить.
Она посмотрела на меня долгим взглядом. — Теперь умеешь?
Я отвернулась к окну.
Во дворе больницы Алексей учил Ольгу катать коляску с Игорем.
Они смеялись. — Учусь, — сказала я.
На следующий день я принесла Елене часы.
Мамины.
Те самые. — Хочу, чтобы они были у тебя.
Мы обе любили маму.
Пусть напоминают о ней нам обеим.
Елена надела часы.
Стрелки по-прежнему показывали четырнадцать сорок семь.
Но теперь это уже не имело значения.
Потому что в палате сидели две сестры, которые наконец нашли друг друга.
Потому что где-то во дворе смеялся ребёнок.
Потому что жизнь продолжалась.
И она была хорошей.
