Упрямая. — Он приблизился к ней, и отражение его фигуры в стекле позади выглядело массивным, словно статуя. — Я отпущу его.
Но ты останешься.
Она встретила его взглядом — тем самым, которым когда-то умоляла спикеров добавить лишних десять минут после пресс-конференции.
Взгляд, говорящий «мне действительно это нужно».
Он реагировал на него так, как привыкли все мужчины: «Ну ладно, ещё немного».
Но не сегодня. — Думаешь, я не понимаю, зачем ты живёшь? — произнёс Иванов. — Ты живёшь для того, чтобы кого-то спасать.
Нельзя постоянно быть спасателем, Тамара.
Иногда нужно позволить себе стать жертвой. — Я уже была, — тихо ответила она. — И больше не позволю. — Смешно, — улыбнулся он своей желтоватой улыбкой. — Твои «всегда» и «никогда» — как у детей.
Давай без разговоров.
Сними это. — Он кивнул на застёжку платья. — Быстро.
У меня мало времени.
Пальцы сами потянулись к молнии.
Мышца в шее дернулась; в воздухе запахло железом — где-то вдали тонко звенела кровь, словно нота.
Она увидела своё отражение в зеркальном стекле: женщина в тёмном платье, у которой внутри пустота, а между лопатками словно лёд.
Пришлось сделать шаг.
Расстегнуть молнию на три сантиметра.
Пришлось дышать.
Вдох — «я здесь», выдох — «не сломаться». — Молодец, — сказал Иванов. — Видишь, как всё просто? — Потянулся к ней, и в этот момент его телефон на столе тихо засветился: уведомление.
Он бросил взгляд.
Бровь приподнялась. — Ах да, кстати.
Твой брат.
У меня для тебя хорошие новости.
Он действительно очень упрямый.
Поэтому я отправил его в «коридор».
Люблю, когда мужские ноги умеют бегать. — Он улыбнулся. — Он уже бежит.
Куда — решать тебе.
Слово «коридор» было ей знакомо.
Коридор — это подвал без окон, где «держат до выяснения».
Коридор — это место, откуда выводят на свет и утверждают: «сам упал».
Коридор — это зона, куда не ходят адвокаты, потому что она официально не существует.
Её начало тошнить, но она сдержалась. — Хочешь воды? — спросил он почти ласково. — Нет, — ответила она, и вдруг её голос прозвучал как будто издалека — словно из колодца. — Позвони.
Сейчас же.
Скажи, чтобы его вывели. — Скажи «пожалуйста», — повторил Иванов. — Мне нравится, когда красиво. — Пожалуйста.
Он потянулся за телефоном, наклонился так, что между его головой и тяжёлой бронзовой статуэткой на краю стола осталось всего восемь сантиметров.
Восемь сантиметров — очень мало.
Но достаточно.
Время стало вязким.
Шум кондиционера исчез под полом.
Мир утонул в стекле.
Тамара взяла статуэтку.
Холод проник в её ладони.
Основание с трудом оторвалось от столешницы — словно отлипло от глянца с едва слышным «чмок».
Он успел только повернуть голову и издать обиженное «эй», как она замахнулась и ударила.
С первого раза — неудачно.
В висок — слишком близко, чтобы сосчитать; осколок стекла отлетел в стену.
Со второго — в основание черепа.