«Вы обещали отпустить Дмитрия, если я приду одна» — произнесла Тамара, сжимая перчатки в ладонях в ожидании ответа Иванова

Каждое решение может стать решающим в игре жизни.
Истории

Упрямая. — Он приблизился к ней, и отражение его фигуры в стекле позади выглядело массивным, словно статуя. — Я отпущу его.

Но ты останешься.

Она встретила его взглядом — тем самым, которым когда-то умоляла спикеров добавить лишних десять минут после пресс-конференции.

Взгляд, говорящий «мне действительно это нужно».

Он реагировал на него так, как привыкли все мужчины: «Ну ладно, ещё немного».

Но не сегодня. — Думаешь, я не понимаю, зачем ты живёшь? — произнёс Иванов. — Ты живёшь для того, чтобы кого-то спасать.

Нельзя постоянно быть спасателем, Тамара.

Иногда нужно позволить себе стать жертвой. — Я уже была, — тихо ответила она. — И больше не позволю. — Смешно, — улыбнулся он своей желтоватой улыбкой. — Твои «всегда» и «никогда» — как у детей.

Давай без разговоров.

Сними это. — Он кивнул на застёжку платья. — Быстро.

У меня мало времени.

Пальцы сами потянулись к молнии.

Мышца в шее дернулась; в воздухе запахло железом — где-то вдали тонко звенела кровь, словно нота.

Она увидела своё отражение в зеркальном стекле: женщина в тёмном платье, у которой внутри пустота, а между лопатками словно лёд.

Пришлось сделать шаг.

Расстегнуть молнию на три сантиметра.

Пришлось дышать.

Вдох — «я здесь», выдох — «не сломаться». — Молодец, — сказал Иванов. — Видишь, как всё просто? — Потянулся к ней, и в этот момент его телефон на столе тихо засветился: уведомление.

Он бросил взгляд.

Бровь приподнялась. — Ах да, кстати.

Твой брат.

У меня для тебя хорошие новости.

Он действительно очень упрямый.

Поэтому я отправил его в «коридор».

Люблю, когда мужские ноги умеют бегать. — Он улыбнулся. — Он уже бежит.

Куда — решать тебе.

Слово «коридор» было ей знакомо.

Коридор — это подвал без окон, где «держат до выяснения».

Коридор — это место, откуда выводят на свет и утверждают: «сам упал».

Коридор — это зона, куда не ходят адвокаты, потому что она официально не существует.

Её начало тошнить, но она сдержалась. — Хочешь воды? — спросил он почти ласково. — Нет, — ответила она, и вдруг её голос прозвучал как будто издалека — словно из колодца. — Позвони.

Сейчас же.

Скажи, чтобы его вывели. — Скажи «пожалуйста», — повторил Иванов. — Мне нравится, когда красиво. — Пожалуйста.

Он потянулся за телефоном, наклонился так, что между его головой и тяжёлой бронзовой статуэткой на краю стола осталось всего восемь сантиметров.

Восемь сантиметров — очень мало.

Но достаточно.

Время стало вязким.

Шум кондиционера исчез под полом.

Мир утонул в стекле.

Тамара взяла статуэтку.

Холод проник в её ладони.

Основание с трудом оторвалось от столешницы — словно отлипло от глянца с едва слышным «чмок».

Он успел только повернуть голову и издать обиженное «эй», как она замахнулась и ударила.

С первого раза — неудачно.

В висок — слишком близко, чтобы сосчитать; осколок стекла отлетел в стену.

Со второго — в основание черепа.

Продолжение статьи

Мисс Титс