Тамара Сергеевна позвонила в субботу утром, когда я жарила блины. — Таня, нам нужно поговорить.
Серьёзно.
Приходите сегодня вечером, я ужин приготовлю.
Я вытерла руки о полотенце: — Тамара Сергеевна, что-то произошло? — Приезжайте, обсудим.
Она повесила трубку.
Алексей, мой муж, пожал плечами: — Наверное, опять ремонт затеяла.
Или кота хочет завести.
Я молчала.
В голосе свекрови звучала тревога.
Тамара Сергеевна накрыла на стол — салаты, горячее, пирог.
Мы втроём сели на кухне.
Она налила чай, посмотрела на Алексея: — Сынок, я уволилась с работы.
Алексей поперхнулся: — Как так?
Ведь до пенсии ещё четыре года. — Да, четыре.
Но больше не могу.
Устала.
Начальник новый придирается, молодые коллеги косо смотрят.
Решила — хватит.
Я молча мешала сахар в чае. — Мам, а на что жить? — спросил Алексей.
Тамара Сергеевна взглянула на меня: — Об этом и хотела поговорить.
Таня хорошо зарабатывает.
Вы вдвоём справитесь.
Я подняла глаза: — Справимся с чем? — Ну, помогать мне.
До пенсии четыре года, это немного.
Я скромная, мне немного нужно.
Алексей растерялся: — Мам, но у нас ипотека.
И Таня собирается в декрет через полгода.
Тамара Сергеевна махнула рукой: — Декрет подождёт.
Сначала мне помочь надо.
Я же всю жизнь на вас работала.
Я поставила чашку на стол: — Тамара Сергеевна, вы серьёзно? — А что несерьёзного?
Я мать.
Дети обязаны поддерживать родителей. — Но вы сами ушли с работы.
Вас не сокращали.
Она нахмурилась: — И что с того?
Мне шестьдесят один, я имею право отдохнуть.
Я посмотрела на Алексея.
Он сидел, уставившись в тарелку.
Мы уехали молча.
Дома Алексей сел на диван: — Таня, что делать? — Не знаю. — Она же моя мать. — Знаю. — Мы не можем её бросить.
Я села рядом: — Дима, я не против помочь.
Но это не помощь.
Это содержание.
Четыре года.
Ипотека у нас ещё двенадцать лет.
Я планировала уйти в декрет, мы ждали ребёнка. — Может, год подождём с ребёнком. — Год?
Дима, твоей маме шестьдесят один.
До пенсии четыре года.
