Тридцать лет совместной жизни с Максом превратили меня в настоящего эксперта по его привычкам.
Я знала все его повадки: как он морщится, когда кофе недостаточно горячий, как закидывает ногу на ногу, читая утреннюю газету, как прищуривается, разглядывая новый галстук в магазине.
Даже по звуку его шагов могла определить, в каком он настроении!
Наша дочь Катя часто подтрунивала над этим: «Мам, ты прям как рентген — насквозь папку видишь».
А я только посмеивалась в ответ. Теперь она сама замужем, растит близнецов, и когда привозит их к нам на выходные, я замечаю, как она точно так же научилась «считывать» своего Димку.
— Помнишь, как ты познакомилась с папой? — спросила она как-то за семейным ужином. — Расскажи мальчикам!
— Да что там рассказывать, — хмыкнул Макс, подмигивая внукам. — Ваша бабушка была такая энергичная — весь институт на ушах стоял!
— Зато я не придумывала нелепые отмазки! — я шутливо замахнулась на него полотенцем. — А кто на первом свидании умудрился опоздать на час, потому что якобы «трамвай сломался»?
— Зато потом целый месяц записки писал, — улыбнулся он. — Каждый день новую подбрасывал.
Такие вечера были особенно дороги — когда дом наполнялся детским смехом, стуком ложек по тарелкам.
Казалось, время замедляет свой бег, позволяя насладиться каждым мгновением.
Первые тревожные звоночки я начала замечать прошлой осенью.
Мелочи, которые поначалу можно было списать на случайности…
— Лен, ты не видела мой новый свитер? — спросил как-то Макс, роясь в шкафу. — Такой темно-синий, с высоким воротом?
— Какой еще свитер? — я оторвалась от книги. — Ты не покупал никакого свитера.
— Как не покупал? На прошлой неделе взял. В «Меге», помнишь?
— Макс, мы не были в «Меге» уже месяца два.
— А, ну да, — он как-то странно замялся. — Наверное, на работе оставил. Совсем замотался с этим новым проектом.
Это был уже четвертый случай за месяц, когда он «терял» якобы купленные вещи. Раньше мы всегда ходили по магазинам вместе — это был наш маленький ритуал.
После магазинов обязательно забегали в нашу любимую кофейню на углу, где муж всегда заказывал черничный пирог, а я — карамельный макиато.
Постепенно что-то неуловимо менялось.
Муж стал чаще задерживаться в своём архитектурном бюро, появился новый парфюм — терпкий, совсем не в его стиле. У него даже походка изменилась — более пружинистая, молодцеватая.
— Что это ты у нас прихорашиваться так часто начал, — заметила я как-то за завтраком, глядя, как он придирчиво разглядывает себя в зеркале.
— А что, нельзя? — хмыкнул он. — Между прочим, молодые специалисты к нам пришли, надо соответствовать.
Соответствовать он стал не на шутку.
Записался в спортзал, сменил очки на контактные линзы, начал красить седину. Я всё списывала на кризис среднего возраста — мол, насмотрелся на молодых коллег, захотелось тряхнуть стариной.
— Сегодня попозже буду, — его звонок застал меня за готовкой. — Презентация проекта затянулась.
— Хорошо, — ответила я. — Ужин в микроволновке разогреешь.
Он пришел за полночь. От него пахло чужими духами — легкий, цветочный аромат. Я сделала вид, что сплю, когда он проскользнул в спальню.
— Слушай, а давай в горы махнем?
Предложила я через неделю.
— Помнишь, как в молодости катались? Катька говорит, сейчас там такие трассы шикарные сделали.
— Не могу сейчас, — он даже не поднял глаз от планшета. — Проект нужно закончить, сама понимаешь.
— Ну хоть на недельку…
— Лен, правда не могу. Поезжай с Наташкой, развеешься. Она вроде тоже собиралась.
Я смотрела на знакомую морщинку между бровей, которая появлялась, когда он о чем-то сосредоточенно думал. Тридцать лет брака — не шутка.
Помню, как Катюша делала первые шаги, держась за его палец, как он учил её кататься на велосипеде.
Путёвку я всё-таки купила.
Собирала чемодан, а Максим сидел в своем любимом кресле, уткнувшись в телефон. То и дело улыбался, читая сообщения.
Раньше он всегда помогал мне собираться, подшучивал над количеством вещей: «Лен, ты что, на Северный полюс собралась? Зачем тебе три свитера?»
— Ирина Сергеевна из бухгалтерии говорит, в горах сейчас красота несусветная, — как бы между делом заметила я, складывая термобелье.
— Да? А откуда она знает? — рассеянно спросил он, не отрываясь от экрана.
— Только что вернулась из того же отеля, куда мы с Наташкой едем.
— А, ну здорово, — он потянулся и встал. — Пойду в душ. Завтра рано вставать, надо презентацию доделать.
Искрящийся снег и хрустальный воздух
Склоны манили своей белизной, канатная дорога уносила ввысь, где небо казалось особенно близким.
— Ленусь, ты какая-то задумчивая сегодня, — заметила Наташа за завтраком на третий день. — Всё хорошо?
— Да так, мысли разные, — я размешивала горячий чай в бумажном стаканчике. — Наташ, мне нужно домой вернуться.
— Чего? — она поперхнулась чаем. — Ты с дуба рухнула? Мы же только четыре дня здесь!
— Сердце не на месте, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё сжималось. — Знаешь, как бывает — вроде ничего конкретного, а что-то грызёт и грызёт.
Вечером, лёжа в постели, я листала фотографии в телефоне. Вот мы с Максом на даче прошлым летом — он в старой футболке красит забор, а я подаю ему кисточки. Катя с близнецами на новогоднем утреннике.
Сон не шёл. В голове крутились обрывки разговоров, случайные фразы, мелкие нестыковки последних месяцев.
Утром я купила билет на ближайший рейс.
— Лен, может всё-таки останешься? — Наташка провожала меня до такси.
— Не могу, Наташ, сердце не на месте. — я захлопнула багажник. — Хочу убедиться, что дома все в порядке.
— Позвони Максиму и узнай, зачем улетать сразу? — она нахмурилась.
— Звонила вечером. Все равно беспокоюсь, — голос предательски дрогнул. — Просто хочу убедиться.
В самолёте я смотрела в иллюминатор на проплывающие внизу облака и вспоминала, как познакомились с Максом.
Первый курс архитектурного. Он тогда налетел на меня в коридоре, все чертежи разлетелись. Помогал собирать, краснел, извинялся. А потом неделю ходил следом, пока я не согласилась пойти с ним в кино.
Такси остановилось у нашего дома в начале седьмого вечера.
Консьерж дядя Коля приветливо поздоровался.
— Татьяна Николаевна, что ж так рано из отпуска-то?
— Да вот, соскучилась, — я выдавила улыбку. — Максим Андреевич дома?
— А как же, поднялся минут сорок назад…
Договорить он не успел — я уже бежала к лифту. В квартире играла музыка — тихая, джазовая. Его любимый Луи Армстронг.
Туфли — изящные, на шпильке — стояли в прихожей.
Рядом валялся его портфель и… наша фотография, та самая, что всегда стояла на каминной полке. Стекло в рамке было разбито.
Из спальни доносились голоса. Женский смех — молодой, звонкий. И его басок: «Ну что ты как маленькая…»
Я толкнула дверь.
Он сидел на краю кровати — нашей кровати, где мы столько лет просыпались вместе. А она… Господи, да она же ровесница Катьки! Длинноногая блондинка в его рубашке — той самой, что я подарила на прошлый день рождения.
— Лена?! — Макс вскочил. — Ты же… ты должна была…
— В горах быть? Должна была. Но вот, решила сделать сюрприз.
Блондинка суетливо натягивала платье, пытаясь спрятаться за шкаф.
— Не торопитесь, милочка, — я присела в кресло. — У нас есть время поговорить. Правда, Макс? Или мне теперь тоже называть тебя Максим Андреевич, как твоя… секретарша?
— Лена, я всё объясню, — он шагнул ко мне, но я выставила руку вперед.
— Стой, где стоишь. И объяснять ничего не надо. Я же не слепая — видела, как всё к этому шло. Новые рубашки, спортзал, задержки на работе… Классика жанра, прям учебник «Как распознать неверного мужа».
Девица наконец справилась с платьем и теперь переминалась с ноги на ногу, не зная, куда деться.
— Кристина, иди домой, — бросил Макс, не глядя на неё.
— А может, пусть останется? — я откинулась в кресле. — Расскажет, как вы познакомились. Наверное, это случилось, когда её взяли на работу? Три месяца назад, я правильно помню? Как раз тогда ты начал «засиживаться в офисе».
— Прекрати, — он провёл рукой по лицу. — Не надо так…
— Как — так? — я встала. — Правду говорить не надо? А как надо, Макс? Может, мне порадоваться за тебя? Или сделать вид, что ничего не происходит? Знаешь, я ведь могла бы. Ради Катьки, ради внуков… Многие так живут.
Кристина всхлипнула и бросилась к двери. Через минуту хлопнула входная дверь.
— Лена, послушай…
— Нет, это ты послушай, — я подошла к шкафу и распахнула дверцы. — Видишь эти костюмы? Я гладила их тридцать лет. Эти рубашки? Пришивала пуговицы, подбирала к ним галстуки. А вот здесь, — я открыла ящик комода, — лежат альбомы с фотографиями. Наша свадьба, рождение Катьки, её первые шаги, школьные праздники… Тридцать лет жизни, Макс. Тридцать лет!
— И что теперь? — он опустился на кровать, ссутулившись. — Что ты хочешь, чтобы я сказал?
— Ничего, — я начала методично доставать вещи из шкафа. — Просто хочу понять, когда именно я стала для тебя… привычкой? Обстановкой? Частью интерьера?
— Перестань, — он попытался остановить меня. — Ты же знаешь, что это не так.
— Знаю? — я рассмеялась. — Я уже ничего не знаю. Знала только, что у меня есть муж, который любит борщ в обед и черничный пирог. Который храпит, когда устаёт, и ворчит из-за разбросанных носков. Который… которого я любила. А теперь передо мной чужой человек.
Телефон в моей сумке завибрировал — наверное, дочка волновалась. Или Наташка спрашивала, долетела ли.
— Я соберу вещи и уеду к сестре, — сказала я, складывая одежду в чемодан.
— Лена… — он встал, шагнул ко мне.
— Не надо, — я отшатнулась. — Просто… скажи честно — оно того стоило? Эти украдкой снятые квартиры, ложь, прятки… Ради чего, Макс? Ради того, чтобы почувствовать себя молодым? Или она правда настолько особенная?
Он молчал, глядя в пол. За окном начинался дождь — капли бились о стекло, словно плакали вместе со мной.
— Знаешь, что самое страшное? — я застегнула чемодан. — Не то, что ты предал меня. А то, что предал наше прошлое и будущее. Всё, что мы построили вместе. Все эти годы, мечты, планы… Помнишь, как мы хотели купить домик у моря? Состариться вместе, сидеть на веранде, держась за руки…
Горло перехватило. Я отвернулась к окну, пытаясь сдержать слёзы.
— Мне пятьдесят три, Макс. Я уже не буду выглядеть как твоя Кристина. У меня морщины и седые волосы. Но я никогда, слышишь, никогда не стыдилась своего возраста. Потому что каждая морщинка — это наша с тобой история. История любви, которую ты просто взял и перечеркнул.
Он всё так же молчал. А что тут скажешь? Какими словами оправдаешь предательство?
— Я позвоню Кате завтра, — я взялась за ручку чемодана. — Не хочу, чтобы она узнала от кого-то другого.
Я вызвала такси. Дядя Коля выскочил помочь с чемоданом, но я покачала головой. Сама справлюсь. Теперь всё придётся делать самой.
— Куда едем? — спросил таксист.
— На Садовую, — я назвала адрес сестры. — И можно… можно радио включить? Что-нибудь весёлое.
Из динамиков полился знакомый джаз. Луи Армстронг пел о чудесном мире. Я закрыла глаза и впервые за весь этот безумный день позволила себе заплакать.
