Не телесной тяжестью, а грузом долгих лет печали, горьких сожалений и несбывшихся мечтаний. — Она берегла в сердце память о вас, — тихо произнесла Ольга, поднимаясь с места. — До самого своего последнего вздоха.
Она покинула зал, крепко сжимая в ладони два одинаковых кольца — своё, мамино и его.
История, которую она считала просто семейной реликвией, превратилась в настоящую драму, длиною в целую жизнь.
А почтенный мужчина за столиком, откинувшись на спинку стула, устремлял взгляд в большое окно, за которым мерцали огни мегаполиса — города, который он покорил, но так и не смог назвать своим домом.
Всё изменил один единственный вопрос о простом украшении, приоткрывший завесу над прошлым и открывший истину: самые богатые — это вовсе не те, у кого полны закрома, а те, кому принадлежит то, что за деньги не купить.
Кольцо в кармане её форменного платья будто прожигало ткань.
Ольга закончила смену автоматически, не замечая вопросов подруг о своей внезапной задумчивости.
Вернувшись в свою маленькую, тихую квартирку, она положила оба кольца на стол.
Два сапфира, словно пара безмолвных глаз из далёкого прошлого, смотрели на неё.
Мамино колечко она помнила в мельчайших деталях.
Его кольцо было чуть более грубым, с резкими линиями, словно созданным в состоянии сильного внутреннего напряжения.
Ольга взяла лупу, которую мама использовала для рукоделия, и тщательно рассмотрела внутреннюю сторону его кольца.
Там, под слоем времени, угадывались буквы.
Не «Т.С.», как она думала, а «И.С. навсегда». «И.С.»?
Владимир?
Всеволод?
Мама никогда не называла этих имён.
Только «Вова» — Владимир.
Эта загадка заставила её встрепенуться.
Она подошла к антресолям и с трудом достала старый чемодан с мамиными вещами.
Под стопкой ностальгических платьев лежала шкатулка.
Не та, красивая и резная, где хранились украшения, а простая жестяная коробочка из-под конфет.
Внутри не было писем, как она ожидала, а пожелтевшие открытки.
И небольшая записная книжка в простой обложке.
Первые страницы дневника были заполнены восторженными описаниями морского побережья, тёплого ветра и юношеских разговоров об искусстве.
И имя — Игорь. «Игорь подарил мне кольцо.
Он утверждает, что сделал его сам.
Оно такое несовершенное и самое прекрасное на всей земле».
Ольга с волнением перелистывала записи.
Владимир, Владимир Ильич, появился в дневнике позже.
Он был старше, куратором её практики, блистательным и недосягаемым.
Их роман был ярким, эмоциональным и… наполненным горечью. «Вова говорит, что такие, как мы с Игорем, не имеют права на простые радости.
Он утверждает, что отсутствие состояния — это приговор.
Он показывает мне другую жизнь, о которой я всегда мечтала».
Ольга откинулась на спинку стула.
Вот в чём заключалась разгадка.
Не родители разлучили её маму с любимым.
Она сама сделала свой выбор.
Выбор в пользу благополучия, стабильности, мира, который сулил Владимир.
А кольцо Игоря она сохранила как талисман — и как вечное напоминание о том, от чего пришлось отказаться.
Но зачем тогда Владимир Ильич солгал?
Зачем он присвоил себе историю чужого кольца?
Ответ пришёл вместе с последней карточкой, вложенной в дневник.
Это было не фото, а снимок ультразвукового исследования.
И на нём — очертания, которые Ольга знала с детства по маминым рассказам: «Вот твоя ручка, вот твоё личико».
На обороте трясущейся рукой было написано: «Вова, у нас будет малыш.
Игорь не знает.
Пожалуйста, вернись».
Ледяная дрожь пробежала по телу Ольги.
Она посмотрела на дату.
За девять месяцев до её рождения.
Она не была дочерью того спокойного, душевного человека, которого всю жизнь называла папой.
Её отцом оказался Владимир.
