Однажды вечером, в самом центре Киева, в уютном кафе, где воздух был пропитан ароматами дорогого кофе и свежесрезанных цветов, а стены украшали благородные бархатные ткани, заканчивала смену официантка по имени Ольга.
Её рабочий день был насыщенным и суетливым, но последние часы проходили спокойно и размеренно.
Именно в этот момент, когда солнце уже коснулось линии горизонта, окрашивая небо в яркие огненные цвета, в заведение вошёл новый посетитель.
Это был Владимир Ильич — человек, широко известный, но чья личная жизнь оставалась тайной за семью замками.
Его появления здесь всегда сопровождались лёгкой аурой загадочности.
Ольга, как всегда, проявляла внимание и деликатность.
Она обслуживала его молча, без лишних слов, понимая его желание уединения.
Он сделал небольшой заказ: лёгкий ужин и бокал красного вина.
Его руки, изящные и выразительные, с тонкими пальцами, покоились на столе.
И именно на его левой руке девушка заметила украшение.
Оно было изготовлено не из драгоценных металлов, а из потемневшего серебра, почти почерневшего временем, с маленьким, но ярким сапфиром, окружённым простыми вырезанными звёздочками.
Такое украшение невозможно было забыть.
В груди у неё забилось тревожное сердце.
С осторожностью, подавая основное блюдо, она не удержалась от лёгкого волнения и почти шёпотом произнесла, глядя на его руку: — Прошу прощения за беспокойство… но у моей матери было точно такое же украшение.
Она была готова к любому ответу — к кивку, к молчанию или к короткой, вежливой реплике.
Однако Владимир Ильич поднял взгляд.
Его глаза были не холодными и надменными, а полными глубокой боли, из-за которой у Ольги на мгновение перехватило дыхание. — Вашу маму… — его голос прозвучал тихо и немного хрипло, — звали Тамарой?
Тамарой Сергеевной?
В этот момент для девушки остановился весь мир.
Это имя.
Его знали лишь немногие.
Мамы не стало несколько лет назад, и вместе с её уходом исчезла тайна этого кольца, её тихой печали и тех старых, изрядно потрёпанных писем, которые она бережно хранила. — Да… — с трудом выдохнула Ольга. — Но откуда вы это знаете… — Садитесь, — он указал на стул напротив.
Это прозвучало не как приказ, а как искренняя, чуть ли не отчаянная просьба.
Она медленно уселась на край стула, ощущая, как внезапная слабость охватывает ноги. — Много лет назад, — начал он, не отводя взгляда от сапфира в кольце, — у меня не было ничего, кроме огромных надежд и безграничной любви.
Я был влюблён.
В вашу мать.
Мы познакомились в Одессе, оба были молоды и полны светлых ожиданий.
Это кольцо я сделал своими руками, использовав кусочек старого металла и отдав все свои скромные сбережения на этот камень.
Оно символизировало мои самые серьёзные намерения.
Я предложил ей быть вместе навсегда.
Он сделал паузу, и Ольга заметила, как его пальцы заметно дрожат. — Её семья была против.
Меня считали неподходящим человеком.
Несостоявшимся талантом.
Её увезли, и вскоре она вышла замуж за другого… вашего отца.
А я… — он горько улыбнулся, — пообещал себе стать тем, кем они хотели меня видеть.
Я стал тем самым успешным человеком.
Но время было безвозвратно потеряно.
Ольга не могла вымолвить ни слова.
Перед ней сидел тот самый мужчина, ради которого её мать всю жизнь хранила в душе тихую, неизбывную грусть.
Тот, чьё юное, улыбающееся лицо она однажды увидела на старой фотографии, спрятанной на дне маминой шкатулки. — Она… часто надевала это кольцо, — тихо сказала Ольга. — В те минуты, когда её охватывала тоска.
Говорила, что оно приносит ей свет. — Свет, — он печально покачал головой. — Он обманул нас обоих.
Сейчас у меня есть всё, что только можно пожелать, кроме одного — ради чего всё это и начиналось.
Он медленно, с нежностью снял кольцо с пальца.
Это движение было наполнено глубоким смыслом, словно ритуал. — Я искал её все эти долгие годы.
Узнал, что она осталась одна.
Узнал, что у неё есть дочь.
Но я снова опоздал.
Опоздал навсегда.
Владимир Ильич протянул кольцо Ольге. — Возьмите его.
Его место — у вас.
Это всё, что осталось от наших с ней чувств.
Её и моих.
Ольга взяла в ладонь холодный металл.
Он оказался невероятно тяжёлым.
