— Завтра я иду на подсадку эмбриона.
— Нет! Даже речи не может быть об этом.
Поправляю на себе серое домашнее платье, с тоской смотрю в темное окно. На улице льет дождь и капли воды стекают по стеклу снаружи.
— Звонили из клиники. Сказали, что ты приказал утилизировать эмбрионы. Те самые… Это правда? Мне нужен хотя бы один из них.
Муж недовольно щурится.
— Мы сотни раз обсуждали это. Ты молодая, тебе тридцать лет, еще родишь сама. Не стоит больше прибегать к процедуре ЭКО. Говорят, после нее могут быть осложнения, как у тебя, так и у ребенка. А мне нужен здоровый наследник, — отвечает супруг.
Сегодня я так долго ждала мужа из очередной командировки в Питер, что сейчас просто не понимаю его равнодушия.
Он разворачивается и идет вглубь квартиры. А я остаюсь на месте, глядя на то, как высокая широкоплечая фигура Невского удаляется от меня.
— Демид, мы должны срочно поговорить, — кричу ему в спину.
— Алёна! – рявкает любимый. – Время час ночи, почему ты не спишь? Я только зашел в дом, хочу раздеться, принять душ, а ты ко мне с разговорами.
Невский нервно развязывает узел галстука на ходу, срывает его с себя так резко, словно тот его душит.
— Ненавижу галстуки! – нервно бросает он. – Когда-нибудь они меня задушат или я соберу их и сожгу. К чертовой матери!
— Мы должны поговорить! – настаиваю на своём.
— Могу я принять душ? Или хотя бы переодеться, — Демид разворачивается и недовольно смотрит на меня.
— Завтра я иду на подсадку, – упрямо твержу.
— Я уже сказал, нет.
Под ногами путается кот Тимофей.
— Дай нам поговорить! – показываю коту на дверь, но он лишь одаривает меня снисходительным взглядом.
— Не кричи на него, – говорит спокойно Демид, снимая пиджак и бросая мне его в руки. – Сдашь завтра в химчистку.
— Конечно, я сдам пиджак в химчистку и накормлю кота! Для этого же я выучилась на теле-радио-ведущую. Для этого стала домохозяйкой, — бубню себе под нос, негромко, чтобы уставший супруг не услышал.
Муж злой как черт направляется в ванную комнату, раскинувшуюся на первом этаже дома, и я упрямо иду следом за ним.
Дем резко останавливается перед дверью и глядит на меня в упор.
— В туалет могу сходить?
— Конечно, — выдыхаю тяжело и отхожу в сторону.
Я понимаю мужа, ему также как мне тридцать, но в отличие от меня он вынужден день и ночь работать, пока я остаюсь дома. Ведь он должен поднимать компанию.
Нервно тереблю волосы, закусываю прядкой волос и переглядываюсь с котом, который также как я караулит хозяина у двери.
— Кыш! – шиплю на него.
— Ш-ш-ш! – оскаливается Тим и сверкает желтыми глазищами.
Через пару минут из дверей ванной комнаты выходит супруг. Ворот светлой рубашки расстегнут на три пуговицы, русые волосы взъерошены. Разглядываю четкий контур любимого лица, волевой подбородок.
Мне всё в нём нравится.
На мгновение возникает безумное желание прижаться к мужу, ощутить его колючую щетину, обвить его крепкую шею руками, вдохнуть его мужской запах.
Но каменное напряженное лицо Дема не позволяет мне расслабиться.
— Ты обувь не снял, — говорю очень тихо, показывая на темные ботинки супруга.
— Ты же мне голову с порога заморочила, – ругается он, направляясь обратно в холл.
— Так что? – спрашиваю осторожно.
— Что «что»?! – бурчит Демид.
— Иду на подсадку. Завтра…
Алена
— Алена, ты не сделаешь этого! – холодно произносит муж.
Растерянно хлопаю глазами.
Пытаюсь его обнять. Он недовольно отводит мои руки и начинает снимать обувь у порога.
— Почему? Мы же оба хотели малыша.
Демид вскидывает голову, смотрит на меня в упор.
— Что ты сказала? — голос его хрипит.
Синие глаза темнеют, в них штормит.
— Или малышку, — тихо шепчу пересохшими губами и делаю шаг назад. Пытаюсь зацепиться руками за ледяную стену.
— Нет, сейчас не время. У меня очень много работы. И тебе не мешало бы вернуться в компанию, – глухо произносит он, как приговор. – Иначе в «Доброе утро» придется искать новую ведущую.
В шоке смотрю на его лицо, но на нем непроницаемая маска. Не могу поверить, что он так сказал.
Демид, какое «Доброе утро»? Я говорю тебе о нашем ребенке.
Я ведь даже скандал не устраиваю.
Если бы сегодня врач не перепутала номера и не позвонила на домашний, я бы не узнала, что ты принял решение об утилизации.
Один.
Без меня.
Я ждала мужа с работы весь день с нетерпением, думала мой мозг не выдержит – взорвется.
А что Демид?
Ведет себя как чурбан бесчувственный. Делает вид, будто, я хочу чего-то запредельного.
Стоит передо мной так близко, что можно протянуть руку, коснуться его коротко стриженных волос, провести рукой по колючей щетине на лице. Но мне кажется, что он далеко и между нами глухая стена, которую ничем теперь не пробить.
Поверить не могу, что всего за каких-то три года супруг так отдалился от меня.
— Дёма, милый, это же я – твоя Алёнка! – шепчу. В моем голосе разлита бесконечная нежность.
— Я вижу, — цедит он и бросает на меня уставший взгляд. – Алён, ты жутко устала от безделья за эти три года. Возвращайся на работу.
— Ты нормальный? Предлагаешь мне сидеть в студии и веселить телезрителей? Как у тебя язык поворачивается предлагать такое? Тебе не стыдно?
Мой ответ явно злит Демида, но он молчит, не отводит взгляда, смотрит, сурово сдвинув брови на переносице.
— Не смей ездить в клинику. Я тебе запрещаю! — холодно чеканит он и проходит вглубь дома.
Нет, только не это!
Прошибает ледяной пот. Я качаюсь. Ошеломленно смотрю на него, словно впервые вижу.
Высокий широкоплечий брюнет. Решительный. Властный.
Синие выразительные глаза, прямой нос, волевой подбородок. Сжимает зубы так, словно сдерживает себя изо всех сил.
Заторможено продолжаю смотреть.
Ком застревает в горле, не нахожу слов, чтобы выразить свою боль.
— Но почему? — судорожно сглатываю, в глазах набухают слезы, отступаю назад, словно чувствую исходящую от Невского опасность,
— Это не обсуждается, Алена! Ты этого не сделаешь, — жестко припечатывает он.
— Не обсуждается?.. Но почему? – я не понимаю, что происходит. – Сначала ты говорил, что это связано с твоей занятостью, потом… Неважно. Ты всё время находил отговорки. – Может, ты меня разлюбил и у тебя есть другая женщина?
— Не говори глупости, — рявкает Демид. – Возвращайся на работу, Алёна. Когда придет время, забеременеешь сама.
— Но, когда мы поженились, ты требовал, чтобы я срочно родила. Но семь лет назад все прекратилось. Что изменилось сейчас?
— Семь лет назад были другие обстоятельства, сейчас иные. Мы молодые, еще успеется.
— Но эмбрионы…
— Да, отстань ты уже от них! – Демид впервые за столько лет брака повышает на меня голос. И я ощущаю, как горькие обжигающие слезы бегут по моему лицу.
— Только не плачь! – требует Дем, голосом, не терпящим возражений.
Милый, я бы рада, но слезы обиды они такие – не поддаются контролю.
Тим ластится к хозяину, и я смотрю на этих двоих. Возникает стойкое ощущение, что я здесь лишняя.
— Что будет, если я тебя не послушаю? – глухо спрашиваю я, глядя на Демида исподлобья.
— Не надо испытывать мое терпение! – бросает на ходу и разворачивается ко мне спиной.
По широкой спине перекатываются мускулы.
Качаю в отчаянье головой. Коленки подгибаются, внутри все дрожит, но я задаю вопрос снова.
— Демид, что будет, если я тебя не послушаю? – повторяю свой вопрос.
— Ты разрушишь наши отношения! – выдыхает спокойно муж, продолжая гладить кота по шерстке.
Мне кажется, что это просто плохой сон. Я сейчас проснусь, и мой любимый скажет, что он безумно рад, что у нас будет ребенок. А все это мне просто приснилось.
Демид надевает джинсы, натягивает футболку, разворачивается и осторожно обходит меня, идет на кухню. Тимофей скашивает на меня победоносно янтарные хитрые глаза и будто говорит «выкусила», шагая бесшумно за хозяином.
А я стою, прислонившись к стене, не понимая, что происходит. Но через мгновение, осознаю, что хозяин проследовал на кухню, а там ничего нет. Поэтому бегу следом. Замираю в дверном проёме.
— Алёна, ты приготовила ужин? – доносится до меня ровный голос супруга. – Муж осматривает пустые сковородки и кастрюльки, открывает и закрывает крышки с грохотом.
Ужин?.. Отдается эхом у меня в голове. Какой ужин?
— Думала, ты приедешь пораньше, поедем праздновать такое важное решение в ресторан, — говорю срывающимся голосом, который застревает где-то глубоко во мне.
— Поменьше бы ты думала, — бубнит муж.
Нестерпимо жжет в груди. Хотела сделать мужу сюрприз.
А сюрприз сделал он…
Еще утром, уходя на работу, целовал, говорил, что любит. А сейчас… сейчас, услышав, что я решилась еще на одну подсадку эмбриона, предлагает мне этого не делать.
Нет, не предлагает, он требует!
— Я с утра позвоню в клинику и напомню им, чтобы утилизировали прямо завтра! – выдыхает зло Демид, и я впервые смотрю на него так, будто передо мной не мой любимый муж, а незнакомец.
Суровый. Грозный. Безжалостный.
Прижимаюсь к стене, ее холод проникает прямо в душу, царапает изнутри. Закрываю руками рот. Из него рвется стон.
Как Невский может так со мной поступать после всего, что мы пережили?
Ах да, он же уже залечил свою рану, осталась только ноющая моя. Но это его уже не волнует. Он в другой реальности.
— Скажи мне правду, у тебя есть другая семья?
— Глупости не говори! – рявкает и хлопает дверцей огромного серебристого холодильника. – Никого у меня нет!
Делаю над собой усилие, проглатываю ком в горле из невыплаканных слез и обиды, произношу с трудом:
— Может… у тебя есть ребенок на стороне?
Его молчание было лучшим ответом.
