Она ночевала на раскладушке в гостевой комнате, поскольку Наталья отказалась покупать ей кровать. — Зачем на это деньги тратить? — холодно произнесла Наталья, глядя на Полину словно на нежелательную тень. — Может, она и не приживётся.
Сколько таких детей в детдомах — и никто не жалуется.
Эти слова врезались в молчание дома, словно острые ножи.
Алексей сжал кулаки, борясь с нарастающей яростью.
Он хотел вскрикнуть, выгнать её из комнаты, но удерживался.
Ради Полины.
Ради того, чтобы не превратить этот дом в настоящий ад.
Он изо всех сил пытался защищать дочь — словами, жестами, взглядами, — но на работе задерживался почти до ночи, а возвращаясь домой, уставший и измученный, попадал в ледяную атмосферу войны.
Война, которую вела Наталья — постепенно, методично, с холодной жестокостью, будто дозировала страдания.
Спустя месяц после их первой встречи Ольга скончалась.
Алексей был рядом, держал её за руку в последние минуты.
Она сказала: «Позаботься о ней.
Она — самое светлое, что у меня было».
Он кивнул, не в силах произнести ни слова.
Потом поехал за Полиной.
На похоронах девочка стояла у свежей могилы, не проливая слёз.
Только губы сжимала до крови — словно сдерживала боль, чтобы не причинять страдания матери, даже на небе.
Дождь моросил, капли падали на венки, на плечи, на её светлые волосы. — Папа, — тихо спросила она, глядя на чёрный гроб, — мама теперь на небе? — Да, солнышко, — шептал Алексей, обнимая её. — Она теперь с ангелами. — Она меня видит? — Конечно.
Она всегда будет наблюдать за тобой.
И гордиться тобой. — Тогда я буду хорошей, — сказала Полина, крепко сжимая его руку. — Чтобы она не расстраивалась.
Эти слова пронзили Алексея до глубины души.
Девочка, потерявшая единственного близкого человека, думала не о себе, а о том, чтобы не огорчать мать.
А дома её ждала не забота, а ненависть.
С каждым днём становилось всё хуже.
Наталья превратилась в настоящего тирана.
Когда Алексея не было — она отказывала Полине в еде, оставляя лишь объедки.
Заставляла убирать весь дом, стирать, мыть полы, словно девочка была прислугой.
А Денис, впитавший ядовитость матери, стал её орудием.
Он прятал тетради, порчил рисунки, обзывал «нагулышем», «паразиткой», «чужой».
Однажды он даже написал на её учебнике: «Умри, уродка».
Алексей пытался вмешаться.
Разговаривал, умолял, кричал. — Наталья, прекрати!
Это же ребёнок!
Ей всего семь лет!
Она потеряла маму! — Чужой ребёнок! — холодно отрезала она. — Пусть знает своё место.
Зачем было её сюда приводить? — Это мой ребёнок! — кричал Алексей, сжимая виски. — Я не могу бросить её! — Твой ребёнок — Денис! — выла Наталья. — А эта — твоя ошибка!
Твоя вина!
Ты разрушил нашу семью! — Я не разрушил, — тихо ответил он. — Я просто не позволил ей стать ещё более разрушенной.
Перелом произошёл спустя три месяца.
Алексей вернулся с работы на час раньше — забыл документы.
В доме раздавались крики, удары, детский плач.
Он поспешил наверх, распахнул дверь в комнату Полины — и увидел кошмар.
Денис стоял над ней с ремнём в руке.
Он бил.
Бил по спине, по ногам, по рукам.
Девочка сжалась в комок, закрывая голову руками. — Чтобы знала, как мои вещи трогать! — рычал он. — Я не трогала! — сквозь слёзы выкрикивала Полина. — Я не брала твой планшет! — Врёшь, сучка! — он замахнулся снова.
Алексей ворвался в комнату, вырвал ремень, бросил в сторону и схватил сына за плечо. — Что ты творишь, урод?!
Ты же брат!
Ты же человек?! — Она взяла мой планшет! — оправдывался Денис, но в глазах читался страх. — Даже если и брала — какое ты имеешь право её бить?!
Как ты можешь?!
Она — девочка!
Твоя сестра! — Мама сказала, надо воспитывать! — выпалил он. — Мама сказала? — переспросил Алексей, с ледяным голосом. — Значит, мама разрешила избивать ребёнка?
Он спустился вниз.
Наталья сидела на кухне, пила чай, как будто ничего не случилось.
Спокойная.
Холодная.
Будто это был обычный вечер. — Ты разрешила бить Полину? — спросил он, стоя в дверном проёме. — Ну и что?
Надо воспитывать, — пожала она плечами. — Чужое брать — плохо. — Она семилетняя! — взорвался Алексей. — У неё нет мамы!
А ты заставляешь её жить в аду! — Ну и что? — повторила Наталья. — Пусть учится.
Жизнь — не сказка. — Нет, — сказал он тихо, но с такой силой, что она впервые дрогнула. — Хватит.
Всё.
Я ухожу.
И Полину забираю. — Валяй, — усмехнулась она. — Но помни: Денис останется со мной. — Пусть остаётся, — ответил Алексей. — Если ты воспитала из него садиста, мне такой сын не нужен.
Спустя час он собрал вещи.
Полина сидела на кровати, дрожа, словно осиновый лист. — Папа… это из-за меня? — шептала она. — Я виновата? — Нет, солнышко, — сказал он, прижимая её к себе. — Ты — самое дорогое, что у меня есть.
Это они виноваты.
Мы уезжаем.
Поехали отсюда. — А брат? — тихо спросила она. — Это не брат, — твёрдо произнёс Алексей. — Настоящий брат не бьёт.
Он защищает.
Они сняли небольшую двушку на окраине города.
Старенькую, но чистую.
С потрескавшимися стенами, но с окнами, из которых видно небо.
Полина впервые улыбнулась, войдя в свою комнату. — Правда моя? — спросила она, оглядывая пространство. — Правда, — ответил Алексей. — Только твоя.
Обставим, как захочешь. — Можно розовые обои? — Можно хоть золотые, — улыбнулся он. — С принцессами или с драконами — как хочешь.
Развод дался тяжело.
Наталья требовала всё — квартиру, машину, деньги.
Суд делил имущество, Алексей отдал половину, продал автомобиль.
Алименты на Дениса — четверть зарплаты.
Но он ни о чём не жалел.
Ни о деньгах, ни о прошлом. Потому что он видел, как расцветает Полина.
