Пятнадцать лет на Севере.
— Вы заработали? — тихо спросил он. — А сколько у вас на самом деле? — Двадцать восемь.
— И вы… три месяца брали у меня в долг? — Я не просила.
Ты дал.
Я открыла ящик стола и достала конверт. — Вот.
Можешь забрать.
Он не стал брать.
Смотрел на конверт, словно это было что-то чуждое. — Зачем вы так поступаете?
Я села напротив.
Положила руки на колени. — Пятнадцать лет я прожила в Кривом Роге.
Знаешь, что там бывает зимой?
Минус сорок — обычное дело.
Выходишь на улицу — лицо за минуту покрывается льдом.
Ветер сбивает с ног.
Полярная ночь длится два месяца.
Работала по двенадцать часов подряд.
Бухгалтером в экспедиции.
Считала деньги при свете керосиновой лампы, когда отключали электричество.
Андрей слушал молча. — Вернулась оттуда в тридцать девять.
Седая.
Но с пенсией.
Двадцать восемь тысяч.
Мои.
Честно заработанные. — Я посмотрела на него. — А ты говоришь: «Давай карту, я буду снимать».
Будто мои деньги — твои.
Будто я тебе должна. — Я не это имел в виду… — Именно это и имел. «Твоя пенсия — наш общий котёл».
Помнишь?
Я помню отлично.
Он встал.
Прошёлся по комнате. — Я просто думал… мы могли бы помогать друг другу. — Помогать — это когда спрашивают: «Нужна помощь?».
А не когда требуют карту. — Может, я неудачно выразился. — Возможно.
Я восприняла именно так, как было сказано.
Он остановился у окна.
Глядел на снег.
Долго молчал.
Потом повернулся. — А основную карту дадите?
Я усмехнулась. — Нет. — Почему? — Потому что это моя карта.
Мои деньги.
Моя жизнь. — Но мы же… — Семья, я знаю, — я встала. — Семья — это не причина залезать в чужой карман.
Даже если этот карман материнский.
Или тёщин.
Андрей кивнул.
Резко.
Взял куртку с кресла. — Хорошо.
Понял.
Вышел, не попрощавшись.
Дверь захлопнулась.
Дочь оказалась между двух огней.
Светлана пришла вечером.
Села напротив, долго смотрела на меня.
Потом спросила: — Мам, зачем ты так с Андреем? — А как — так? — Ну… обманула же. — Не обманывала.
Дала карту, которую он просил.
Просто не ту, на которую он рассчитывал. — Он три месяца думал, что у тебя пенсия — три тысячи. — Думал — пусть думает.
Я не заставляла.
Светлана вздохнула. — Он обиделся. — Обиделся, что не получил доступ к чужим деньгам? — я наливала чай дочери. — Интересная обида. — Мам, ну при чём тут чужие?
Мы же родственники. — Родственники, — я подвинула чашку дочери. — Но пенсия моя.
Я её заработала.
В Кривом Роге, помнишь?
Пятнадцать лет.
Ты тогда была маленькой, жила с бабушкой.
А я присылала деньги.
Светлана молчала.
Пила чай маленькими глотками. — Просто Андрей хотел всем помочь, — тихо сказала она. — Распределить расходы. — Распределить мои деньги по своему усмотрению, — я поправила. — Почувствовала разницу?
Она не ответила.
Встала, надела куртку. — Я пойду.
Думаю, вы с Андреем теперь долго не помиритесь. — Мириться не с чем.
Я не сделала ничего плохого. — Но он думает иначе. — Пусть думает, — я проводила её до двери. — Светлана, я тебя люблю.
Но решение моё.
Деньги мои.
Жизнь моя.
Дочь кивнула.
Быстро обняла меня.
Ушла.
