Когда он ушёл, я аккуратно сложила купюры в отдельный конверт.
Так и оставила их лежать — не стала тратить.
Просто лежали.
На следующей неделе Светлана принесла пакет с продуктами. — Мам, это тебе.
Творог, молоко, хлеб. — Зачем? — Ну как зачем.
У тебя же пенсия маленькая.
Я поставила пакет на стол.
Дочка стояла в дверях.
Смотрела виноватым взглядом. — Мы не знали, что у тебя так мало.
Думали, больше. — Теперь знаете.
Она ушла.
Я разложила продукты в холодильник.
В кошельке оставалось восемь тысяч — остаток от двадцати восьми после коммунальных.
Но Светлана этого не знала.
Вечером звонила внучка Диана. — Баб, пап сказал, у тебя пенсия всего три тысячи? — Всего три, солнышко. — А как ты живёшь? — Как-то живу.
Экономлю.
Она помолчала. — А хочешь, я тебе карманные дам?
У меня двести гривен есть.
У меня горло сдавило.
Десять лет девочке.
Двести гривен хочет отдать. — Не надо, Дашенька.
Спасибо.
У меня есть. — Точно? — Точно.
Отключилась.
Села у окна.
Октябрьские сумерки, дождь.
Карточка в коробке лежит спокойно.
Двадцать восемь тысяч.
Миллион на другом счету.
Но все думают — три.
И никто больше не просит денег.
Когда правда выходит на свет Прошло три месяца.
Жила спокойно.
Андрей больше не приходил с разговорами про «общий котёл».
Светлана продолжала иногда приносить продукты — я не отказывалась.
Брала и благодарила.
В декабре случайно забыла выписку на столе.
Обычно убирала сразу — в коробку на полку.
А тут оставила, пока кофе варила.
Потом телефон зазвонил, отвлеклась.
Вернулась в комнату — выписки нет.
Сердце ёкнуло.
Обернулась — Андрей стоит в дверях.
В руках бумага.
Лицо бледное. — Это что?
Я медленно поставила чашку. — Выписка. — Двадцать восемь тысяч?
Двадцать восемь тысяч пенсия?! — Двадцать восемь. — А на карте три! — На той карте, которую ты получил, — три.
Он смотрел на меня.
Бумагу мял в руке. — Вы… три месяца обманывали?
Я села.
Посмотрела в окно.
Крупные снежинки падали. — Не обманывала.
Ты попросил карту — я дала карту.
Не спросил, сколько карт у меня. — Но я думал… — Ты думал, что моя пенсия — ваш котёл, — я повернулась к нему. — Я думала иначе.
Разговор о границах и достоинстве Андрей швырнул выписку на стол. — Вы специально!
Три месяца разыгрывали спектакль! — Не разыгрывала.
Просто не рассказывала всё. — Даже Светлане не сказали! — Светлана не спрашивала. — я встала, налила себе воды. — Ты тоже, кстати, не спрашивал.
Просто решил, что три тысячи — это вся пенсия. — Потому что на карте три тысячи! — На той карте, которую ты получил.
Он сел на диван.
Дышал тяжело.
Я пила воду маленькими глотками.
За окном снег засыпал двор. — Тамара Сергеевна, — голос стал тише. — Мы же семья.
Зачем такие игры? — Семья — это когда спрашивают, а не требуют.
Когда предлагают помощь, а не лезут в чужой кошелёк. — Я не лез!
Я думал… — Думал, что моя пенсия — ваш котёл, — я посмотрела на него спокойно. — Котёл получился пустой.
Три тысячи.
Разочаровался — перестал просить.
Всё правильно.
Он молчал.
Потом тихо спросил: — А сколько на самом деле? — Двадцать восемь.
