Она машинально кивнула и обернулась к плите, но рука задрожала, и нож с глухим звоном упал в раковину.
Он раздражённо повернулся: — Что ты делаешь?
Я не понял… — тихо ответила Тамара. — Ничего. Просто… если я гостья, значит, и вести себя буду соответственно.
Пусть хозяева сами о себе заботятся.
Эта горькая улыбка и сказанные слова были не шуткой.
Это был протест, который наконец обрёл голос.
Весь вечер между ними не было ни слова.
Алексей молчал нарочито; он хотел показать, что дом принадлежит только ему.
А утром он вновь начал объяснять ей «правила нормальной семьи»: — Ты обязана быть благодарной.
Я стараюсь ради нас, а ты ведёшь себя, как…
Он так и не закончил фразу.
Тамара уже доставала чемодан. — Что это за спектакль?
Куда ты собралась? — спросил он, растерявшись и немного раздражённый тем, что его власть вдруг исчезла вместе с решимостью и чемоданом. — Домой, — ответила она, впервые за долгое время встретив его взгляд. — Туда, где я не гостья.
Где мои вещи — мои.
Где меня не учат, как правильно держать вилку. — Тамара, это из-за штампа?
Опять обиды?
Тебе психолог нужен, — произнёс он привычной фразой, словно диагноз снимал с него ответственность. — Это не из-за штампа, Алексей.
Это потому, что ты спутал любовь с удобством.
А партнёрство — с наймом персонала.
И меня — с чемоданом, который можно таскать за собой.
Он растерялся.
Впервые он не получил согласия.
И тогда, возможно впервые, задумался, что его «забота» имела цену, которую платили не они вместе, а только она.
Тамара не стала ждать, пока он найдёт аргументы.
Она вышла из квартиры с чемоданом в руках, с дрожью в груди и тишиной в голове.
Однако эта тишина уже не была тяжёлой: впервые за долгое время она ощущала, что это её собственная тишина, не наполненная чужими наставлениями.
Она ехала домой на поезде, слушая сонные станции и сомневающиеся огни в окнах.
Прошлое словно отстало, и чем дальше уносила дорога, тем свободнее становилось дыхание.
Вернувшись в Звенигородку, Тамара долго приходила в себя.
Привыкала к пустоте, к отсутствию чужих мнений, к возможности самой выбирать мебель, еду, планы.
Она снова поставила кресло на привычное место, повесила плед, и это стало небольшой победой: никто не пытался переставить диваны, никто не учил, как правильно держать бокал.
