Тамара и Алексей встретились на корпоративном мероприятии.
С самого начала он произвёл на неё впечатление уверенного, солидного человека, который, как ей казалось, точно знает, как надо поступать.
Тамара же отличалась спокойствием, мягкостью и терпением — именно такими качествами, по её мнению, обладают женщины, способные сделать семью счастливой.
Алексей ухаживал изящно: дарил цветы, приглашал в рестораны, гулял под дождём, звонил по вечерам.
Он говорил много, уверенно и громко, а Тамара слушала его, улыбалась и всё чаще замечала, что давно не испытывала чувства собственной значимости.

Спустя несколько месяцев он начал оставаться у неё ночевать, приносил свои вещи, объясняя это тем, что «дома скучно».
Тамара не возражала — ей нравилось, что рядом появился мужчина, который берёт на себя ответственность за решения.
Она устала от самостоятельности ещё в студенческие годы; казалось проще довериться человеку, уверенно ведущему вперёд, чем нести бремя множества выборов.
Она радовалась его вниманию и тихим словам, которыми он защищал её от собственных сомнений. — Слушай, может, сменишь работу? — однажды спросил Алексей, заметив, как Тамара устала и жаловалась на задержки в проекте. — Там с тебя только пользуются.
Я могу содержать нас двоих, пока ты не найдёшь что-то подходящее.
Она сомневалась, но в его тоне звучало почти приказное «надо».
И Тамара, как всегда, согласилась.
Поначалу всё шло хорошо: она могла выспаться, готовила и приводила квартиру в порядок, а Алексей с удовольствием отмечал, что дома стало «как у людей». — Золотце моё.
Не то что эти, кто только деньги тратит, — говорил он, обнимая её за плечи.
Со временем похвала стала появляться всё реже.
В её жизнь потихоньку проникали замечания.
Сначала — тонкие, едва уловимые, словно полушёпотом между комплиментом и шуткой: «Тебе бы юбку подшить посерьёзнее», «Тамара, у тебя голос немного провинциальный», «Стоит научиться не смеяться так громко».
Она винила себя за неспособность возражать, за то, что позволяла этим словам оседать в душе.
Но привычка подстраиваться брала верх: спор с ним казался ей неприличным и лишним усилием, которого хотелось избежать.
Потом замечания становились всё громче.
Он стал критиковать её друзей — мол, это пустые люди.
Затем — её одежду: «В столице так никто не одевается».
Позже — манеру говорить, смеяться, держать вилку.
Его замечания сопровождались уничижительными взглядами в общественных местах, словно он хотел напомнить ей о «мелочности»: «Посмотри, как они держат бокал; учись».
Тамара краснела, путалась, оправдывалась, но Алексей неизменно завершал разговор словами: — Я хочу, чтобы ты стала лучшей версией себя.
А ты обижаешься.
Он не замечал, что под «лучшей версией» понимал не её настоящую личность, а образ женщины, соответствующий успешному мужчине; что за этим преображением скрывались попытки подогнать её под определённые стандарты, в которых ей самой места не было.
Он называл это заботой, помощью, «воспитанием вкуса», а она — принимая это как должное — всё глубже погружалась в молчание.
Однажды он сказал: — Через месяц мы переезжаем.
Мне предложили повышение, но нужно быть на месте.
Это отличный шанс!




















