Когда свекровь обвинила её в краже семейных бриллиантов, Елена лишь рассмеялась в трубку.
Но этот смех быстро сменился осознанием серьёзности ситуации.
Она сидела в машине, припаркованной возле Броваров, куда муж вызвал её звонком.
Алексей настоятельно просил приехать немедленно, голос звучал странно, будто чуждо.
Вот она теперь здесь, слушает его слова, которые не поддаются пониманию. — Мама утверждает, что у неё пропали бриллианты.

Серьги, принадлежавшие её матери.
Она уверена, что ты их забрала.
Елена медленно отложила телефон, взглянула на него, словно это был ядовитый предмет. — Алексей, я в машине.
Давай без паники.
Когда ты видел маму в последний раз?
Месяц назад на ужине?
Я не заходила к ней с тех пор, как у вас была последняя ссора.
Помнишь, как она обвиняла меня в неправильном кормлении Димы?
На другом конце провода — тишина.
Елена понимала это молчание.
Это был звук, который издавал Алексей, оказавшись между двумя мирами: миром матери Нины Петровны и миром своей жены.
Он находился где-то посередине, и эта середина медленно сжимала его с обеих сторон. — Ювелир подтвердил подлинность.
Она собирается обратиться в полицию. — Ладно, Алексей.
Стоп. — Елена завела двигатель. — Я еду к вам.
Сейчас же.
В течение пяти лет брака Елена научилась распознавать язык тела Нины Петровны.
Свекровь была мастером — мастером того, что в их семье называли «красивой враждой».
Оскорбления прятались под слоями любезностей, угрозы звучали как заботливые напутствия, а манипуляции казались семейными обычаями. «Ты борщ готовишь не совсем так», — говорила она, причём так, чтобы Алексей слышал. «Моя свекровь учила меня иначе, но ты ведь не из нашей семьи, конечно».
Или: «Дима выглядит бледным, может, он мало времени проводит на улице?
Когда я растила Алексея, мы гуляли по два часа в день».
Когда Елена высказала предположение, что у Димы может быть аллергия на коровье молоко, Нина Петровна едва не сорвалась с места от возмущения. «Как ты можешь такое говорить?
Молоко — это здоровье!
Мой внук будет пить молоко, как все нормальные дети».
Дима пил молоко.
А потом три дня страдал от кишечных колик.
Но это было лишь начало.
Настоящая борьба началась полгода назад, когда Елена сообщила о своей беременности.
Не от радости, а от ледяного молчания.
Потому что это означало, что у Елены родится второй ребёнок, а не первый внук, как мечтала Нина Петровна.
Это нарушало её планы.
План был таков: один ребёнок, которым она сможет управлять, создавая напряжённость между Еленой и Алексеем.
Два ребёнка — это слишком много, это усложняет ситуацию. «Ты уже рожала?
Да-да, я помню.
Но второй ребёнок — это серьёзная нагрузка для организма.
У тебя уже заметны морщинки вокруг глаз.
Не хочешь сходить к хорошему косметологу?
Моя подруга Ольга знает одного, правда, это дорого, но ты понимаешь, что внешность — это…» Трёхчасовой монолог о том, как Елена постепенно теряет свою привлекательность, одновременно усиливая семейное напряжение.
А затем всё началось.

 
                                    


















