— Я жду твоего перевода уже неделю! У меня даже на продукты не хватает!
Я закатила глаза, прижимая трубку плечом к уху и одновременно вымешивая тесто для утренней выпечки. На часах было шесть утра. Мать никогда не считалась с моим расписанием.
— Мама, я тебе не банк. Я работаю для своей семьи, а не для того, чтобы покрывать твои расходы.
— Ты совсем совесть потеряла? — возмутилась она. — Я тебя растила, недоедала, недосыпала! А теперь ты мне жалеешь пару тысяч?
Я вздохнула. Этот разговор повторялся из месяца в месяц. Валентина Семёновна, моя мать, превратила выпрашивание денег в искусство.
— Хорошо, — сдалась я. — Переведу завтра. Но это последний раз.
— Вечно ты так говоришь, — фыркнула мать. — А Ромка звонил? Он тебе не рассказывал про свою новую работу?
— Нет. Что за работа?
— Он теперь в антикварном магазине консультантом работает! Говорит, скоро совсем на ноги встанет.
Я усмехнулась. Мой младший брат вставал на ноги уже лет десять.
Каждый раз находил новую работу, которая должна была принести ему миллионы, но почему-то всегда заканчивалась очередным увольнением.
— Вот и отлично, — сказала я. — Значит, теперь он сможет тебе помогать.
— Ну что ты такая злая, Рита? — вздохнула мать. — Он же ещё молодой, ищет себя. Ему деньги нужны на жизнь, на развитие. А у тебя своя пекарня, муж…
— Ему тридцать два, мама. В его возрасте я уже пекарню открыла.
— Все люди разные! Ладно, жду перевод. И не забудь, что у меня день рождения через две недели.
Я нажала отбой и с силой шлёпнула тесто о стол. Вот так всегда.
Рома — молодой и ищущий себя, а я — бессердечная дочь, которая зажимает деньги для родной матери.
Саша, мой муж, зашёл на кухню, сонно потягиваясь.
— Опять мама? — спросил он, наливая себе кофе.
— А то кто же, — я начала формировать булочки. — Требует денег, хвалит брата.
— Сколько можно тянуть эту лямку? Твоя мать здоровее нас с тобой вместе взятых.
— Знаю. Но не могу просто так взять и отказать.
— Можешь, просто не хочешь. Но когда-нибудь придётся.
Я промолчала. Саша был прав, но он не понимал всей сложности моих отношений с матерью. Никто не понимал.
***
Я выросла в старом деревенском доме на окраине Лесного. Маленького города, где все знали друг друга.
Наш дом стоял чуть поодаль от остальных, окружённый яблоневым садом. Летом там было красиво, но зимой — тоскливо и одиноко.
Отец работал на лесопилке, мать — на почте. Денег всегда не хватало, но жили мы не хуже других.
Проблемы начались, когда родился брат. Мне тогда было шесть, и я сразу почувствовала, как изменилось отношение матери ко мне.
— Ритка, отстань от брата! — кричала она, когда я пыталась поиграть с малышом. — Иди лучше посуду помой!
Так и повелось. Роман был солнышком, которое никогда не делало ничего плохого. Если в доме что-то ломалось — виновата была я.
Если пропадали деньги из кошелька — я. Если Рома приходил с разбитой коленкой — значит, это я не уследила.
Отец иногда пытался заступаться за меня, но мать быстро ставила его на место.
— Ты целыми днями на работе, а я с ними вожусь! Не указывай мне, как воспитывать детей!
В школе брат тоже подливал масла в огонь. В школе начал распускать обо мне слухи.
Мне было больно, но я молчала. Пыталась быть хорошей дочерью, хорошей сестрой. Надеялась, что когда-нибудь мать заметит мои старания.
Когда мне исполнилось шестнадцать, отца не стало. Мать стала ещё холоднее.
Теперь она не просто игнорировала меня — она словно винила за то, что я осталась жива, а отец — нет.
— Вот бы твой отец увидел, какой неблагодарной ты выросла, — говорила она, когда я отказывалась отдать ей свою стипендию.
Я поступила в колледж на кондитера, снимала угол у старушки за копейки, подрабатывала по ночам в круглосуточном магазине.
А брат продолжал жить с матерью. Не работал. Не учился.
— Ему нужно время, — говорила мать, когда я спрашивала, почему брат до сих пор сидит у неё на шее. — Он такой творческий, не может себя найти.
Я перестала спрашивать.
***
С Сашей мы познакомились случайно — он зашёл в кафе, где я работала после колледжа. Высокий, немного нескладный, с копной тёмных волос и задумчивым взглядом.
Он писал рассказы для местной редакции и мечтал о большой литературе.
— Я когда твои булочки с корицей попробовал, сразу понял — это судьба, — шутил он позже, когда мы уже жили вместе.
Саша был полной противоположностью моей семье. Добрый, внимательный. Всегда был готов поддержать. Он верил в меня больше, чем я сама.
— Рита, ты же гениальный пекарь! — говорил он, пробуя мои новые рецепты. — Тебе нужно своё дело открывать.
Я только отмахивалась. Какое своё дело? У меня за душой ни гроша.
Но Саша не отступал. Он нашёл помещение, помог составить бизнес-план, даже уговорил своего дядю дать нам в долг на первое время. Так появилась моя пекарня.
Было тяжело.
Я вставала в три утра, работала до ночи, считала каждую копейку.
Саша помогал, чем мог — развозил заказы, вёл соцсети, даже научился делать простую выпечку.
Постепенно дело пошло. Люди оценили мои булочки, пироги, торты на заказ.
Через три года мы с Сашей поженились, а ещё через год родилась Кира. Я боялась, что не справлюсь, что буду такой же матерью, как моя.
Но всё оказалось иначе. Я любила дочь всем сердцем, и эта любовь не требовала ничего взамен.
Мы купили старый дом в деревне Сосновка, в получасе езды от города.
В нём нужно было делать ремонт, но зато там был большой сад и тишина, которую так ценил мой муж.
Он к тому времени уже издал свой первый роман и часто уезжал на творческие встречи.
Жизнь налаживалась. Я расширила пекарню, наняла помощников. Кира росла умной и любознательной девочкой.
Мы с Сашей потихоньку обустраивали дом, превращая его в уютное семейное гнёздышко.
Мать звонила раз в месяц — узнать, как дела, и попросить денег.
Я отправляла ей небольшие суммы, но не рассказывала мужу. Он бы не понял. Брат иногда заезжал в гости — обычно когда ему что-то было нужно.
Я держала дистанцию, но старалась не рвать связи совсем. Всё-таки семья.
А потом не стало бабушки. И всё изменилось.
***
Бабушка Зина жила одна в большом добротном доме в соседнем городе.
Детей у них было двое — моя мать и её брат, который давно уехал в другую страну. Бабушка была крепкой, работящей женщиной. Держала огород, кур, коз.
Я любила ездить к ней в детстве — там меня никто не попрекал каждым куском.
Когда бабушка заболела, мать не особо рвалась ухаживать за ней.
Я ездила раз в неделю, привозила продукты, лекарства, убиралась в доме. Роман не появлялся там вообще.
— У меня аллергия на деревню, — отшучивался он, когда я пыталась пристыдить его.
Бабушка угасла быстро. В завещании она оставила дом и всё имущество своей единственной дочери — моей матери. Я не претендовала ни на что, хотя, признаюсь, было обидно.
Всё-таки я заботилась о ней в последние месяцы.
Через неделю позвонил Рома.
— Ритка, надо поговорить, — его голос звучал непривычно серьёзно.
— О чём?
— О бабкином доме. Ты же понимаешь, что он должен быть нашим? Мы можем продать его и разделить деньги. Мне нужна доля для одного дела, а тебе, наверное, на ремонт вашей развалюхи.
Деньги сейчас действительно не помешали бы.
— Не знаю, Рома. Это мамин дом теперь. Она вряд ли захочет его продавать.
— Да ладно тебе! Что ей одной делать в такой махине? Поговори с ней, ты же умеешь убеждать. Скажи, что поможешь ей квартиру купить поменьше, а остальное разделим.
— Хорошо, — согласилась я. — Поговорю.
Разговор с матерью вышел коротким и неприятным.
— И думать не смей! Это мой дом. Никому не собираюсь помогать, вы сами должны зарабатывать.
— Мама, но ведь ты не будешь там жить, — попыталась я возразить. — Ты говорила, что не любишь деревню.
— Это моё дело, где я буду жить! — повысила голос мать. — Может, перееду туда. Или сдавать буду. В любом случае, дом не продаётся.
На этом разговор закончился. Я передала брату, что ничего не вышло. Он выругался и бросил трубку.
А через месяц мать позвонила с неожиданной просьбой.
— Рита, мне нужны деньги на ремонт бабушкиного дома. Крыша течёт, окна менять надо.
— Сколько? — спросила я, уже догадываясь, что сумма будет немаленькой.
— Тысяч пятьдесят для начала. Потом ещё понадобится.
— Мама, у меня нет таких денег. Мы сами крышу перекрывать собираемся.
— Ну вот, — вздохнула она. — Для себя деньги есть, а для матери — нет. И Ромке надо помочь, у него проблемы с работой.
— Опять? — не удержалась я. — Какие на этот раз?
— Не твоё дело! — огрызнулась мать. — Он старается, не то что некоторые. Короче, жду деньги. Хотя бы часть.
Я обсудила это с Сашей. Он был категорически против.
— Рита, очнись! Она манипулирует тобой. Сначала отказалась делиться наследством, а теперь требует денег на ремонт? Это какой-то абсурд!
Я знала, что он прав. Но что-то внутри меня — та маленькая девочка, которая всё ещё надеялась заслужить мамину любовь — не давало просто отказать.
— Я переведу ей десять тысяч, — сказала я твёрдо. — Но это последний раз.
Саша только покачал головой.
Это не был последний раз. Каждый месяц мать звонила с новыми требованиями. То на окна, то на забор, то братцу помочь. Суммы росли.
Я сопротивлялась, торговалась, но в итоге всё равно отправляла деньги. Меньше, чем она просила, но отправляла.
***
В тот день я решила навестить мать без предупреждения. Кира была у подруги с ночёвкой, Саша уехал на презентацию новой книги.
А у меня выдался редкий выходной. Я подумала — почему бы не заехать? Поговорим по-человечески… Может, мы наконец найдём общий язык.
Я захватила торт из своей пекарни, села в электричку и поехала. Мать жила в маленькой двухкомнатной квартире в панельной пятиэтажке.
Бабушкин дом находился в пятнадцати минутах езды оттуда.
Подъезжая к дому бабушки, я решила заглянуть — посмотреть, как продвигается ремонт, на который я отправила уже больше сотни тысяч.
Издалека дом выглядел всё так же — немного обветшалый, но крепкий. Никаких признаков ремонта я не заметила.
Остановившись у калитки, я вдруг увидела, как из дома выходит Рома с большой коробкой в руках.
Он аккуратно поставил её в багажник своей новенькой машины, захлопнул крышку и достал телефон.
— Да, Маш, сегодня буду, — говорил он, прохаживаясь по двору. — Приходи часам к семи, посидим, винишко попьём. Я тут один живу, дом большой.
Брат закончил разговор, сел в машину и уехал, не заметив меня.
Я прошла во двор, поднялась на крыльцо. Дверь оказалась закрыта, но у меня был ключ ещё с тех времён, когда я навещала бабушку.
Внутри дом изменился. В гостиной стояла новая мебель — кожаный диван, плазменный телевизор на стене.
В углу — стеллаж с антикварными книгами и статуэтками. Ремонта как такового не было — те же обои, те же полы.
Просто братец превратил бабушкин дом в свою холостяцкую берлогу.
Я прошла на кухню. В раковине — гора немытой посуды, на столе — остатки еды.
В спальне царил такой же беспорядок — разбросанная одежда, неубранная постель. На тумбочке — фотография какой-то девушки в рамке и несколько пустых бутылок.
Я медленно опустилась на кровать, пытаясь осознать увиденное. Рома живёт именно здесь. Живёт давно, судя по всему.
А я всё это время отправляла деньги на несуществующий ремонт.
Мать знала. Конечно, она знала. Она всегда покрывала его, всегда находила ему оправдания. А я продолжала верить, что когда-нибудь заслужу её уважение.
Я вышла из дома, заперла дверь и поехала к матери. Валентина Семёновна удивилась, увидев меня на пороге.
— Ты чего без предупреждения? У меня не прибрано.
— Ромка там неплохо устроился, да?
Мать замерла, потом медленно опустилась на стул.
— Ты была у бабушки? — осторожно спросила она.
— Да, решила посмотреть, как продвигается ремонт, на который я отправила кучу денег. Представляешь, никакого ремонта нет. Зато есть новый телевизор, диван и мой братец, который приглашает девиц в гости.
— Рита, ты не понимаешь, — начала оправдываться мать. — Ромке нужно было где-то жить. У него такая работа нестабильная…
— А мне не нужно? У меня семья, дочь, муж! В доме тоже нужно делать ремонт. А я отдаю деньги вам — на что? На новую машину братцу? На его попойки?
— Не повышай на меня голос! — вскинулась мать. — Я тебя не для того растила, чтобы ты мне указывала! Да, Ромка живёт в доме. И что? Это мой дом, я решаю, кто в нём будет жить.
— А зачем врать про ремонт? Зачем выманивать у меня деньги обманом?
— Потому что ты бы не дала просто так! — выпалила мать. — Ты всегда была жадной, всегда считала каждую копейку!
Я рассмеялась.
— Жадной? Я? Которая отправляла тебе деньги каждый месяц, хотя сама еле сводила концы с концами? Которая ухаживала за бабушкой, пока вы с Романом делали вид, что её не существует?
— Хватит изображать из себя святую! — мать стукнула кулаком по столу. — Ты всегда была себе на уме! Всегда думала только о себе!
Я покачала головой. Бесполезно. Она никогда не признает своей неправоты, никогда не увидит, как несправедливо относилась ко мне все эти годы.
— Я устала. Устала пытаться заслужить твою любовь, надоело быть для тебя банкоматом. С этого дня — всё. Никаких денег, никакой помощи. Разбирайтесь с Романом сами.
— Да как ты смеешь! — вскочила мать. — После всего, что я для тебя сделала!
— А что ты для меня сделала, мама? — тихо спросила я. — Назови хоть одну вещь, которую ты сделала для меня, а не для себя или для сына.
Она не нашла, что сказать.
Я развернулась и вышла из квартиры.
***
Через месяц позвонила мать. Я не взяла трубку. Потом позвонил Роман — я сбросила вызов. В конце концов, я заблокировала оба номера.
Пусть теперь разбираются сами, думала я, замешивая тесто для утренней выпечки. Хватит с меня.
Саша поддержал моё решение. Кира тоже не особо скучала по бабушке и дяде — они никогда не интересовались её жизнью.
