Ее лицо побелело, словно побеленный мелом.
Губы едва заметно задрожали. — Леша? — тихо произнесла она. — Это действительно так?
Мужчина резко вскочил со стула.
Его лицо исказилось от злости.
Он оказался загнан в угол, и единственным выходом для него стала агрессия. — Что?! — вскрикнул Алексей, обращаясь скорее к Тамаре Викторовне и Ольге, нежели к Марине. — Что за ерунду ты говоришь!
Какая чепуха!
Ты правда веришь этой… этой завистливой истеричке?
Она лишь хочет отомстить тебе, Ольга!
Мстит за то, что у тебя все хорошо, что у тебя есть я, а она осталась одна, словно пустой перст!
Это она ко мне приставала, я же говорил тебе!
Тамара Викторовна поднялась.
Она была бледна не от страха, а от гнева.
Подойдя к старшей дочери, она произнесла: — Вот так всегда! — голос матери дрожал от бессилия и ярости. — Всегда!
Не могла молчать!
Не могла просто уйти, не разрушив жизнь сестры!
Обязательно должна была все испортить, перевернуть с ног на голову!
Выдумала какую-то гадость! — Мама, — громче сказала Ольга. — Я у Леши спрашиваю.
Это правда? — Какая правда, Олечка, да что ты! — жених попытался обнять ее, но она отдернулась, словно от прокаженного.
Взгляд невесты метался между исказившимся от злобы лицом Алексея, каменным выражением сестры и разгневанным лицом матери. — Он вр… — начала Марина, но Тамара Викторовна перебила ее, резко ударив ладонью по столу. — Хватит!
Я сказала — хватит! — крикнула она. — Я не хочу это слышать!
Марина, завтра же начинай искать себе жилье.
Я не желаю видеть тебя в этом доме.
Ты… ты яд.
Ты отравляешь все, к чему прикасаешься.
Старшая дочь осталась неподвижна.
Казалось, эти слова не причинили ей ни капли боли.
Она уже давно ждала чего-то подобного.
Девушка посмотрела на Ольгу.
В глазах сестры бушевала настоящая буря — боль, недоверие, страх, попытка понять происходящее. — Ты слышишь, что он говорит обо мне? — спросила Марина у сестры, игнорируя мать. — Ты веришь, что я могла на такое пойти?
Что я приставала к нему?
Ольга молчала.
