Тишина в квартире была тяжёлой и густой, словно вязкий кисель, который прилипал ко всему вокруг.
Её нарушал только едва слышный скрип вилки, скользящей по краю почти пустой тарелки.
За столом сидела маленькая девятилетняя девочка, и её взгляд был прикован к единственной ложке картофельного пюре, равномерно размазанной по поверхности тарелки тонким и жалким слоем.
Это зрелище разрывало сердце на части: ещё несколько часов назад кухня наполнялась аппетитным ароматом свежеприготовленных котлет.
Девочка сама видела, как её бабушка, Тамара Сергеевна, стояла у плиты.
Но теперь от тех котлет не осталось ничего, кроме этого жалкого пятна на тарелке.
Тамара Сергеевна, женщина с туго собранными седыми волосами в пучок и холодным, стальным взглядом, смотрела на внучку с явным раздражением.
Казалось, само присутствие ребёнка в доме причиняло ей физическую боль. – Ну что ты уставилась, будто тебя никогда не кормили? – резко прозвучал её голос, словно удар хлыста, нарушая гнетущую тишину. – Ешь то, что дают.
Ребёнок для неё был настоящим наказанием!
Вырастешь вся в маму, и потом будешь другим женщинам нервы мотать, как твоя мама мне!
Девочку звали Оля.
Ей было девять лет, и её чистое, неиспорченное сердце уже умело различать добро и зло, искренность и ложь.
Она прекрасно понимала, что слова Тамары Сергеевны — это яд, направленный и на неё, и на её маму.
Мама, добрая и любящая, всегда просила не обращать внимания на ворчание бабушки, объясняя это сложным характером пожилых людей.
Но как не замечать, когда каждое слово ранит, словно иголка?
Дети — самые честные существа на свете, они не умеют притворяться и скрывать боль.
Оля глубоко вдохнула, набираясь мужества.
Её маленький желудок сводило от голода, а в памяти стояли яркие образы сочных, румяных котлет. – Тамара Сергеевна, – тихо, почти шёпотом произнесла она, – можно мне, пожалуйста, хоть одну котлетку?
Или добавить немного пюре?
Вы положили совсем мало, я этим не наемся.
Женщина фыркнула, и её лицо исказила гримаса отвращения. – Мало?! – вскрикнула она. – Ты вообще на себя в зеркало смотрела?
У тебя лишнего веса больше, чем у бегемота!
Хватит с тебя и этого!
Пора худеть, а не обжираться!
Слёзы выступили на глазах у Оли, но она быстро их смахнула тыльной стороной ладони, вспомнив наставления мамы быть сильной. – Но мама говорила, что я должна всегда говорить, если мне чего-то не хватает.
Мне действительно мало, и я очень хочу котлету, – уже с большей уверенностью произнесла девочка, её голос звучал настойчиво, рождая чувство справедливого голода.
Тамара Сергеевна резко поднялась со стула.
Её лицо покраснело от злости. – Котлету захотела?
Ах ты, неблагодарная!
Будет тебе котлета!
Вставай из-за стола и марш в свою комнату!
Раз есть время болтать, значит, наелась!
И вообще, знаешь, на чьи деньги вся эта еда куплена?
На деньги моего сына!
Я для него старалась, котлеты для него жарила, а не для тебя!
Чужого ребёнка мой сын кормить не обязан!
Она внезапно схватила Олю за тонкое запястье с такой силой, что у девочки сразу выступили красные следы от пальцев.
Грубо стянув её со стула, женщина резко повернула в сторону коридора.
Оле показалось, что сейчас последует подзатыльник или пинок, но женщина лишь толкнула её в спину.
Испуганная и униженная, с комом обидных слёз в горле, Оля бросилась в свою комнату, захлопнула дверь и забралась на кровать, зарывшись лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания.
Она хотела написать маме, пожаловаться, попросить о помощи, но с ужасом поняла, что телефон оставила на кухонном столе.
Возвращаться было страшно, колени дрожали от страха.
Кто знает, что ещё может прийти в голову этой злой, суровой женщине?
Оля скрипела зубами и метала молнии взглядом в стену.
Таких людей она раньше не встречала.
В этот момент её сердце сжалось от острой, физической тоски по своей настоящей бабушке, по Нине Борисовне.
Та всегда была добра и с любовью подкладывала в руки пирожки, шутливо ворча, что щёки внучки стали слишком худыми и это нужно срочно исправить.
Тамара Сергеевна была полной, пугающей противоположностью.
Оле категорически не хотелось оставаться с ней наедине.
Весь бесконечно длинный день девочка провела в своей комнате, боясь даже выйти в туалет.
Она опасалась очередного взрыва ярости.
Это напоминало ей сказку о Малыше и Карлсоне, где была настоящая домомучительница.
