— Ты же понимаешь, Алексей, что я не просто так три года за ней ухаживала? — Тамара стояла на крыльце, сложив руки на груди, и смотрела на него так, словно он украл у неё что-то ценное.
Алексей вышел из машины, растирая затекшую спину.
Шестьсот километров от Киева — и вот он здесь, в Переяславе.
Деревня встретила его гнетущей тишиной, от которой заложило уши.
Двадцать лет назад здесь ещё кипела жизнь: собаки лаяли, дети кричали, трактора гудели.
Теперь же лишь ветер гонял пыль по пустынной дороге. — Здравствуй, Тамара, — протянул он руку, но она не пожал её. — Я приехал разобраться с документами.
Нотариус сказал, что дом по завещанию перешёл ко мне. — Документы, — она искривилась, — а кто стирал её бельё?
Кто возил в больницу?
Кто последние три года навещал каждый день? — Голос её дрожал, но не от тоски.
От гнева. — Ты даже не приехал, когда она умирала.
Даже толком не позвонил.
Алексей сжал зубы.
Он знал, что этот разговор неизбежен.
Готовился к нему всю дорогу, но сейчас слова застревали у него в горле, словно рыбья кость.
Что он мог ответить?
Что работа?
Что проекты?
Что не нашлось времени за пятнадцать лет? — Тамара, я понимаю.
Мы обсудим компенсацию.
Я не собираюсь тебя обижать.
Она фыркнула и отвернулась. — Заходи.
Дом теперь твой.
Я ключи внутри оставила.
Он поднялся на крыльцо.
Доски заскрипели под ногами — тот же скрип, что слышал тридцать лет назад.
Дверь открылась без усилий.
В доме пахло стариной, нафталином и чем-то ещё — может, воспоминаниями.
Алексей остановился в прихожей.
На стене висела его фотография: выпускник школы, семнадцать лет, широкая улыбка.
Рядом — бабушка, худая, в выцветшем платье.
Он помнил тот день.
Она плакала, когда он сказал, что поступил в Киев.
А он радовался, считая дни до отъезда.
В кухне на столе стояла чашка.
Одна.
Будто бабушка только что встала и вышла в огород.
Алексей сел на табурет и заметил на полу у печки старую корзину.
Плетёную, с облезлой ручкой.
Он поднял её.
Из неё высыпались сухие листья и земля.
Лето девяносто пятого.
Последнее лето перед отъездом.
Бабушка просила пойти в лес за грибами.
Он отказывался — у него были планы, друзья, девчонки.
Но она настояла, и он пошёл.
Не один, вместе с Владимиром.
Они бродили по лесу, смеялись, собирали грибы.
Тогда казалось, что эти леса, эта деревня — тюрьма.
Киев манил огнями, возможностями, жизнью.
Он поставил корзину на место.
На улице хлопнула калитка.
