Постоянно.
При людях.
И ты считаешь это забавным. — Ну не унижаю, а… — А что тогда?
Подшучиваешь?
Троллишь?
Прикалываешься?
Как хочешь называй, суть от этого не меняется.
Ты выставляешь меня в дурном свете, превращаешь в объект насмешек.
И знаешь что?
Я больше не собираюсь это выносить.
Она поднялась, чтобы уйти, но Алексей схватил ее за руку. — Что значит «не собираюсь выносить»?
Таня, что происходит? — Я поеду к маме.
На неделю.
Пора всё обдумать. — О чём думать?
Тамара!
Но она уже собирала свои вещи.
Неделя у мамы растянулась на две.
Мама, мудрая и немногословная женщина, только качала головой, слушая рассказы дочери. — Эх, Танечка.
Я ведь предупреждала: весельчаки в мужья не подходят.
Помнишь, как он на свадьбе шутил?
Что женится в последний раз в жизни, либо помрет, либо ты его убьешь? — Мам, он не весельчак.
Раньше он был нормальным.
Это началось в последние годы. — Кризис среднего возраста, — вздохнула мать. — У твоего отца тоже был.
Только он марки собирал, а не пытался всех развеселить.
Алексей звонил ежедневно.
Сначала требовательно («Хватит дурачиться, возвращайся»), потом жалобно («Не могу найти носки, есть нечего»), а в конце — с виноватым тоном («Таня, прости. Давай поговорим»).
Под конец второй недели он приехал сам.
Стоял у двери с букетом хризантем (Тамара терпеть не могла эти цветы, но он, конечно, забыл) и коробкой конфет. — Можно поговорить?
Они вышли во двор и присели на скамейку под яблоней.
Октябрь уже наступал во всей красе: желтые листья, запах увядающей травы, первые морозцы по утрам. — Я думал, — начал Алексей. — Много.
Наверное, ты права.
Я просто не замечал, что тебе это неприятно.
Мне казалось…
