Ее плечи задрожали. — Тогда он почти месяц приходил домой едва живой.
Я была уверена, что он пьет.
Мам, я действительно думала, что он пьет! — Мы обе так думали, — безжалостно сказала Людмила Сергеевна. — Так было легче.
Проще было жить с тихим, покорным пьяницей, чем с человеком, который был на порядок глубже и сильнее нас.
Она отложила тетради.
Теперь она устремила взгляд прямо на дочь. — Мы не жили с ним.
Мы существовали с удобным образом, который сами для себя создали.
Мы его не любили, Тама.
Мы его терпели.
А он любил нас.
Так сильно и так скрытно, что предпочел спрятать от нас всю свою сущность, лишь бы не потревожить наш покой.
Лишь бы его «крепость» не развалилась из-за его мечтаний.
Последние слова она произнесла почти шепотом.
В этом шепоте было больше боли, чем в любом крике.
Тамара молчала, подавленная.
Весь ее привычный, понятный мир, где был хороший, но скучный отец и деятельная, но вечно недовольная мать, разлетался в прах.
Она оплакивала не того отца.
И жалела не ту мать.
Людмила Сергеевна подошла к окну.
За окном зажигались фонари.
Пятьдесят лет она боялась остаться одна.
Боялась пустоты в этой квартире.
Какая нелепость.
Пустота была не снаружи.
Она обитала внутри.
И муж всю жизнь старался заполнить эту пустоту, тайно и незаметно, словно ночной садовник, который сажает цветы в чужом заброшенном саду.
Людмила Сергеевна обернулась к дочери. — Мне нужно побыть одной. — Мам… — Иди, Тама.
А когда вернешься… попробуй вспомнить своего отца.
Не того, о котором ты рассказываешь своим детям.
А настоящего.
Попытайся познакомиться с ним.
Я вот… только начинаю.
Она осталась в одиночестве.
Но впервые за долгие годы это одиночество не вызывало у нее страха.
Оно было наполнено словами, мыслями, стихами, созвездиями и фиалками сорта «голубой дракон».
Она взяла все тетради и аккуратно сложила их на прикроватной тумбочке.
Это было не прощание.
Это стало началом знакомства.
Запоздалого на целую жизнь.
Эпилог
Прошло полгода.
Квартира Кольцовых преобразилась.
Из нее исчезли запах нафталина и затяжной печали.
Взамен в воздухе витал тонкий аромат земли и цветущих растений.
Весь подоконник в гостиной был уставлен горшками с фиалками.
Среди них, в самом центре, красовался пышный куст с иссиня-черными цветами — «Голубой дракон».
Людмила Сергеевна больше не разбирала вещи мужа.
Она ими жила.
Старый свитер крупной вязки теперь лежал на ее кресле.
Книги по астрономии — на прикроватном столике.
А дневники… дневники стали ее настольной книгой.
Она нашла Павлика, того самого соседского парня.
Он давно вырос и стал солидным мужчиной, механиком в автосервисе.
Когда Людмила Сергеевна пришла к нему и, смущаясь, рассказала о деньгах на мотоцикл, он долго молчал, а потом тихо произнес: «Я ведь догадывался.
Дядя Виктор тогда сказал, что возвращает старый долг.
А я знал, что мы ему ничего не должны.
Он мне тогда жизнь спас, Вера Петровна.
Не от отца, а от самого себя».
Она разыскала и семью той женщины, чей дневник нашла последним.
Женщину звали Еленой.
Ее взрослая дочь со слезами слушала Людмилу Сергеевну. «Мама говорила, что у нее был ангел-хранитель, который приносил ей книги и рассказывал о звездах.
Она ждала его до последнего дня, но стеснялась назвать адрес.
А он, видимо, стеснялся спросить».
Теперь Тамара приходила не с пакетом кефира, а с двумя билетами в планетарий.
Они сидели рядом в темноте под огромным куполом, усыпанным искусственными звездами, и Людмила Сергеевна тихим голосом пересказывала то, что вычитала в книгах Виктора. — Смотри, вот это созвездие — Лира.
А самая яркая звезда — Вега.
Он писал, что она похожа на тебя.
Такая же яркая и немного холодная.
Тамара не отвечала.
Она просто протягивала руку и сжимала ладонь матери.
В ее браке тоже произошли перемены.
Она начала разговаривать с мужем.
Не о счетах и планах на выходные.
О мечтах.
О страхах.
О том, что скрывается за усталым молчанием после работы.
Оказалось, что ее муж, которого она считала простым и предсказуемым, всю жизнь мечтал научиться играть на саксофоне.
И теперь по вечерам в их доме раздавались неумелые, забавные, но искренние звуки.
Однажды вечером, сидя в кресле, Людмила Сергеевна наткнулась на запись в дневнике Виктора, которую раньше пропускала. «1-е сентября.
Снова осень.
Вера ее не любит.
Говорит, что это умирание природы.
А я люблю.
В ней нет лжи.
Все готовятся к покою, чтобы весной родиться заново.
Может, и у людей так?
Может, сначала нужно умереть в чьей-то памяти ‘простым и тихим’, чтобы потом родиться настоящим?» Она закрыла тетрадь.
На улице шел дождь.
За окном умирала осень.
Но Людмила Сергеевна впервые в жизни не чувствовала тоски.
Она взяла с полки небольшую книжечку в тонком переплете, изданную за свой счет. «Тихий спутник.
Виктор Кольцов».
Она собрала все его стихи, которые смогла найти, а также те, что цитировала в своем дневнике Надежда Ивановна.
Она больше не боялась пустоты.
Виктор научил ее, что пустоты не существует.
Есть лишь наше нежелание вглядываться в близких, страх потревожить их и себя сложными вопросами.
Она прожила с чужим человеком пятьдесят лет.
Но теперь ей предстояла целая вечность, чтобы узнавать родного.
И эта вечность начиналась сегодня.
С чашки горячего чая, тихого шума дождя за окном и раскрытой книги стихов.
