«Ты разве не знала?» — удивилась свекровь, объявив о своём вкладе в ипотеку, которая разрушила семейные иллюзии Анны

Свобода звучала как музыка, оставляя за собой лишь тени прошлого.
Истории

Свекровь с вызовом подняла подбородок: — Девочка, не забывай своих корней.

Если бы не я, ты бы сейчас скиталась по съёмным халупам.

Так что, будь благодарна. — Благодарна? — Анна взмахнула руками. — За что именно?

За то, что вы приобрели себе право командовать в моём доме?

Воздух в комнате словно загустел, превратившись в липкий кисель.

Дмитрий нервно переминался с ноги на ногу, как ученик, оказавшийся между двумя разгневанными учительницами. — Анна, ну не начинай, — пробормотал он. — А кто начал? — она взглянула на него так, что он сжался. — Ты.

Со своими ложными словами.

И твоя мама, с её постоянным желанием всех контролировать.

Наступила тишина.

Только дождь барабанил по стеклу за окном. — Знаешь что, — в конце концов произнесла Анна, резко отодвинув стул. — Я не намерена слушать, как меня тут учат жить.

Если эта квартира наполовину принадлежит Тамаре Сергеевне, то, может, мне здесь вовсе не место?

Она захлопнула дверь в спальню, и посуда в шкафу зазвенела.

В кухне остались Дмитрий и его мать.

Лишь капли дождя, всё громче стучавшие по окну, словно подтверждали: конфликт, который четыре года скрывался в тени, наконец вырвался наружу.

Анна всю ночь ворочалась, как будто лежала на раскалённой сковороде.

То переворачивалась на бок, то на спину, затем снова на бок.

Рядом Дмитрий тихо сопел, иногда похрапывал — это только раздражало её ещё больше.

Тянуло толкнуть его локтем в ребра, чтобы заставить замолчать, но внутри всё бушевало так сильно, что уснуть не удавалось.

К утру глаза были красными, словно она пролила слёзы всю ночь.

Хотя слёз не было.

Только злость.

Так концентрированная, что можно было разлить её по бутылочкам и продавать, как яд.

На кухне пахло свежесваренным кофе.

Дмитрий возился с туркой, делая вид, что всё идёт по-прежнему. — Доброе утро, — тихо сказал он, не поднимая взгляда. — Угу, — отозвалась Анна.

Между ними воцарилась гнетущая тишина.

В этот момент Анна вдруг осознала: молчание страшнее любого крика.

Крик — это эмоции, жизнь.

А молчание — это конец. — Послушай, не злись, — наконец произнёс Дмитрий. — Ладно, я не сказал.

Ну и что?

Зато квартира есть.

Мама помогла.

В этом нет ничего страшного. — Ничего страшного? — Анна резко подняла голову. — Четыре года я пахала, а ты заставил меня чувствовать себя героиней, которая всё тянет ради семьи.

А на деле я здесь просто дурочка. — Да брось, не говори так, — Дмитрий дернулся, словно хотел взять её за руку, но передумал. — Ты всё равно многое сделала.

Но мама же не чужая… — Вот именно, что не чужая.

Теперь она считает себя хозяйкой.

Вчера прямо заявила об этом. — Ну, ты тоже перегнула, — пробормотал он. — Надо было спокойнее… — Спокойнее?! — Анна вскочила так резко, что стул с грохотом упал. — Ты что, меня за идиотку держишь?

Продолжение статьи

Мисс Титс