Такси высадило меня у подъезда, и я невольно задержала взгляд на родных окнах. Свет горел — Юра дома. Сердце привычно забилось чаще. Каждое возвращение после отъезда было особенным — словно заново находишь то, что всегда было рядом.
Я поставила чемодан у дверей подъезда и достала телефон. Мама просила позвонить, как только доберусь. После недели, проведённой у её постели в больнице, я чувствовала смертельную усталость. Хотелось только одного — оказаться в своей постели и выспаться по-человечески.
— Да, мам, уже дома, — солгала я, глядя на мокрый асфальт. — Как ты? Таблетки выпила?
Поговорив пару минут, я спрятала телефон и подхватила чемодан. Лифт, как всегда в нужный момент, не работал. Пришлось тащиться на пятый этаж пешком, перехватывая неудобную ручку чемодана и проклиная себя за то, что набрала столько гостинцев.
Дверь открылась раньше, чем я успела нащупать ключи в сумке. На пороге стоял Юрий — бледный, с покрасневшими глазами и какой-то неестественной улыбкой.
— Приехала… — произнёс он вместо приветствия.
Что-то было не так. За тридцать лет совместной жизни я научилась читать его состояние по малейшим признакам. Сейчас все они кричали об опасности.
— Что случилось? — я замерла на пороге, не решаясь войти. — Что-то с Дашей?
— С дочерью всё в порядке, — он отступил, пропуская меня в квартиру.
Я прошла в прихожую, поставила чемодан и только тогда заметила стопки каких-то бумаг на тумбочке. Сердце ёкнуло.
— Вера, нам нужно поговорить, — Юрий прислонился к стене, скрестив руки на груди. — Я долго думал, как тебе сказать…
— Да что произошло? — раздражение начало прорываться сквозь усталость.
— Твоей квартиры больше нет, — выпалил он одним духом. — Я продал её, чтобы закрыть долг.
Я моргнула. Потом ещё раз. Слова доносились как сквозь вату.
— Какой ещё долг? Какая квартира? — мой голос звучал нелепо спокойно.
— Бабушкина. Та, что ты сдавала. Её больше нет у нас.
Комната поплыла перед глазами. Бабушкина квартира — единственное, что осталось мне на чёрный день. Моя личная страховка, которую я берегла все эти годы.
— Ты не мог этого сделать, — прошептала я. — У тебя нет документов…
— Прости, — он отвёл взгляд. — Но я поступил правильно. Иначе нас бы всех по миру пустили.
Я опустилась на банкетку в прихожей, не чувствуя собственного тела. В ушах стоял звон, а перед глазами плыли мушки.
— Ты продал моё единственное наследство? — каждое слово давалось с трудом. — Без моего ведома?
— Я всё объясню, — он сделал шаг ко мне. — Только успокойся. Это было необходимо.
Я подняла руку, останавливая его. Внутри разрасталась чёрная пустота, поглощавшая все мысли и чувства. Тридцать лет брака рушились в одно мгновение, рассыпаясь осколками доверия под ногами.
— Не подходи, — тихо сказала я. — Просто не подходи сейчас ко мне.
Горький чай
Кухня, всегда бывшая сердцем нашего дома, сейчас казалась чужой и холодной. Настенные часы показывали начало второго, но сон не шёл. Я сидела, обхватив ладонями давно остывшую чашку чая, и смотрела в темноту за окном.
Юра расхаживал по кухне, то и дело останавливаясь и пытаясь поймать мой взгляд. В другое время я бы сказала ему сесть — его мельтешение всегда действовало мне на нервы. Но сейчас мне было всё равно.
— Ты должна понять, — в десятый раз начал он. — Я оказался между молотом и наковальней. Эти люди не шутили.
Я молчала. Что тут скажешь? Тридцать лет вместе, а он просто взял и продал мою квартиру. Единственное, что мне оставила бабушка. То, что должно было перейти Дашке.
— У меня не было выбора, — Юра наконец сел напротив. — Веришь, я всё перепробовал. Перезаймы, отсрочки… Но эти люди… У них свои методы.
— И сколько? — мой голос звучал так тихо, что он подался вперёд.
— Что?
— Сколько они тебе одолжили?
Он замялся, и это было хуже любого ответа. Юра никогда не умел врать — его выдавали глаза, которые начинали бегать по сторонам.
— Там всё сложно считается, с процентами…
— Сколько? — я поставила чашку на стол с таким стуком, что чай выплеснулся через край.
— Два миллиона, — наконец выдавил он.
Я закрыла глаза. Квартира стоила втрое дороже, даже при срочной продаже.
— А продал за сколько?
— За пять с половиной, — он снова отвёл взгляд. — Риэлтор сказал, что больше не выйдет при срочной сделке. Рынок сейчас…
— И где остальное? Три с половиной миллиона? — я с удивлением заметила, что мой голос почти не дрожит.
Юра встал и нервно прошёлся по кухне, прежде чем ответить:
— Часть ушла на погашение других долгов. А остальное… будет нашей подушкой безопасности.
— Нашей? — я невесело усмехнулась. — Теперь ты вспомнил про «наше»?
— Мы же семья, Вера, — он сжал кулаки так, что побелели костяшки. — Это наш общий долг.
— Я ничего не занимала. И не подписывала.
— Но мы живём вместе! Это как… налоги. Платим вместе.
Его сравнение было настолько нелепым, что я даже не нашлась с ответом. Просто сидела и смотрела на человека, с которым прожила полжизни. На отца моей дочери. На предателя.
— И откуда долг? — спросила я, когда молчание затянулось.
— Из-за Жени, — он опустил голову. — Я поручился за его бизнес.
Женя. Его брат. Вечная головная боль нашей семьи. Сколько раз Юра давал ему деньги «в последний раз»? Сколько раз мы ссорились из-за этого?
— Что, так сложно было сказать мне? — мой голос звенел от горечи. — Боялся, что я откажусь? Правильно боялся.
— Нельзя было отказать. Там серьёзные люди…
— Достаточно, — я подняла руку. — Мне всё ясно.
— Вера, это и твой долг тоже, — его голос стал жёстче. — Мы семья. В горе и в радости, помнишь? Сейчас просто… трудные времена.
Я смотрела на него и не узнавала. Неужели он сам верит в то, что говорит? Неужели не понимает, что сломал что-то невосстановимое?
— Ты подделал мою подпись, — сказала я тихо. — И продал то, что тебе не принадлежало. Какая тут семья?
Он ничего не ответил, только стиснул зубы. А я вдруг почувствовала смертельную усталость. Сил не осталось даже на гнев.
Буква закона
Юридическая контора располагалась в старом особняке с лепниной и тяжёлыми дверями. Я поднялась по скрипучим ступенькам, с трудом переводя дыхание. Последние три дня выдались настолько тяжёлыми, что я почти не спала и едва могла заставить себя есть.
В приёмной пахло полиролью и кофе. Молоденькая секретарша подняла на меня глаза и улыбнулась заученной улыбкой.
— Вы к кому?
— Меня зовут Вера Андреевна Соколова. У меня запись к Михаилу Степановичу.
— Одну минутку, — она сверилась с компьютером. — Да, вас ожидают. Проходите, пожалуйста.
Михаил Степанович оказался невысоким полным мужчиной с аккуратной бородкой и внимательными глазами. Он встал мне навстречу, указывая на кресло напротив массивного стола.
— Присаживайтесь, Вера Андреевна. Чай, кофе?
— Нет, спасибо, — я достала из сумки папку с документами. — У меня не так много времени.
— Тогда давайте прямо к делу, — он снял очки и протёр их платком. — По телефону вы упомянули о незаконной продаже квартиры?
— Да, — я разложила перед ним копии документов. — Эту квартиру я получила в наследство от бабушки пятнадцать лет назад. Вот свидетельство о праве собственности.
Михаил Степанович бегло просмотрел бумаги, время от времени делая пометки в блокноте.
— А это, — я положила перед ним распечатку из Росреестра, — выписка о том, что теперь владелец квартиры — некий Севастьянов Игорь Леонидович.
— И вы утверждаете, что не подписывали документы о продаже? — юрист поднял на меня глаза.
— Не подписывала и даже не знала о сделке, пока муж не поставил меня перед фактом три дня назад.
Он присвистнул и покачал головой.
— Вы понимаете, что речь идёт о серьёзном преступлении? О подделке документов и мошенничестве в крупном размере?
Я сглотнула ком в горле. Одно дело — подозревать, и совсем другое — услышать подтверждение от специалиста.
— Да. Понимаю.
— Вы готовы инициировать уголовное дело против своего супруга?
Этот вопрос я задавала себе всю дорогу сюда. Готова ли подать заявление на Юру? На человека, с которым прожила тридцать лет, вырастила дочь, делила постель?
— Я… не знаю, — честно призналась я. — Но я хочу вернуть квартиру. Это всё, что у меня осталось.
Михаил Степанович задумчиво постучал ручкой по столу.
— Есть два пути, — сказал он наконец. — Первый — через уголовное дело. Подделка документов, статья серьёзная. При доказанной вине супруга его могут лишить свободы на срок до двух лет. Сделку признают недействительной, квартиру вернут.
Я вздрогнула. Юра в тюрьме? Как бы я ни злилась на него, эта картина не укладывалась в голове.
— А второй? — спросила я тихо.
— Второй — гражданский иск о признании сделки недействительной. Без уголовного преследования. Но тут потребуется экспертиза подписи, сбор доказательств. И есть риск, что суд не встанет на вашу сторону.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, — он развёл руками, — вы же понимаете. Официально вы в браке. Общее имущество. Муж может заявить, что действовал с вашего устного согласия.
— Это была не совместно нажитая квартира, — возразила я. — А моё личное наследство.
— Вот именно, — Михаил Степанович кивнул. — И это ваш главный козырь. По закону супруг не имел права распоряжаться вашим личным имуществом. Доверенность была поддельной — это установит экспертиза. С таким раскладом у нас хорошие шансы.
Я смотрела на свои руки, стискивающие сумку, и чувствовала, как внутри нарастает решимость, смешанная с горечью.
— Я хочу вернуть квартиру, — твёрдо сказала я. — И готова бороться.
Открытая рана
Кафе «Ландыш» почти не изменилось за те годы, что я сюда не заходила. Те же клетчатые скатерти, те же вазочки с искусственными цветами, тот же запах свежей выпечки. Я выбрала столик в углу, подальше от окна, и огляделась в поисках знакомых лиц. Слава богу, никого из общих знакомых. Последнее, чего мне хотелось — объяснять, почему я здесь одна, без Юры.
Лида появилась через десять минут — шумная, яркая, с копной рыжих волос, собранных в небрежный пучок. Она заметила меня сразу и замахала рукой с другого конца зала.
— Верочка! — она подлетела к столику и крепко обняла меня. — Как же я рада тебя видеть! Сто лет не виделись!
Я обняла её в ответ, вдыхая знакомый запах духов. Мы дружили со школы, но жизнь развела нас в разные стороны. Она осталась в родном городе, я уехала учиться в Москву. Потом замужество, рождение дочери… Встречи стали редкими, в основном по праздникам или случайно — на улице.
— Как ты? — она села напротив, внимательно вглядываясь в моё лицо. — Что-то случилось? По телефону ты звучала… странно.
Я открыла рот, чтобы ответить, и вдруг поняла, что не могу произнести ни слова. Горло сдавило, глаза защипало. Лида молча накрыла мою руку своей и просто ждала.
— Юра продал мою квартиру, — наконец выдавила я. — Бабушкину. Ту, что я сдавала.
— Что?! — Лида так громко воскликнула, что на нас обернулись посетители за соседними столиками. — Как продал? Когда?
— Неделю назад, — я вцепилась в чашку с чаем, словно это могло удержать меня на плаву. — Сказал, что спасал семью от долгов. Что поступил правильно.
— А ты? Ты подписывала что-то?
— Нет. Он подделал мою подпись. У меня даже копии документов не осталось, — слёзы всё-таки потекли по щекам, и я торопливо вытерла их салфеткой. — Знаешь, что самое страшное? Я жила с ним тридцать лет и даже не знала, кто он на самом деле.
Лида поджала губы. Мы сидели молча, пока официантка расставляла перед нами чашки и тарелки с пирожными.
— И что теперь? — спросила подруга, когда девушка отошла. — Ты заявила в полицию?
Я покачала головой.
— Пока нет. Была у юриста. Он говорит, есть шанс вернуть квартиру через суд. Признать сделку недействительной.
— А Юру — за решётку, — жёстко добавила Лида.
— Не хочу, чтобы он сел, — тихо сказала я. — При всём, что он сделал… не хочу.
— А чего ты хочешь?
Хороший вопрос. Чего я хотела? Вернуть квартиру? Да. Наказать Юру? Возможно. Но больше всего я хотела понять — как так вышло? Где я ошиблась? В какой момент моя жизнь свернула не туда?
— Хочу справедливости, — наконец сказала я. — И… начать заново.
— Вера, — Лида наклонилась ко мне через стол, — ты можешь остаться у меня, сколько понадобится. Комната Сашки пустует, с тех пор как он уехал в Питер.
— Спасибо, — я благодарно сжала её руку. — Но я уже сняла квартиру. Маленькую, но мне одной хватит.
— Одной? — она удивлённо приподняла брови. — Значит, ты уходишь от него?
Я на мгновение задумалась. Решение пришло не сразу — оно зрело где-то внутри все эти дни, пока я металась между гневом и отчаянием.
— Да. Ухожу.
Лида кивнула, словно и не сомневалась в моём ответе.
— Правильно. Нельзя жить с человеком, который тебя предал. Нельзя делить постель с тем, кому не доверяешь.
Мы допили чай, и она потянулась за счётом.
— Я плачу, — решительно заявила подруга. — И не спорь. Ты и так сейчас не в лучшем положении.
Когда мы вышли на улицу, накрапывал мелкий дождь. Лида раскрыла большой зонт и взяла меня под руку.
— Знаешь, — сказала она, глядя куда-то вдаль, — может, это и к лучшему.
— Что именно?
— Всё это. Иногда надо сломать старое, чтобы построить новое. И… мне кажется, ты будешь счастливей без него.
Своя тишина
Ключ повернулся в замке с мягким щелчком. Я застыла на пороге, не решаясь войти. Съёмная квартира встретила меня прохладной пустотой и запахом чужого жилья — смесью стирального порошка, освежителя воздуха и какого-то неуловимого аромата, который бывает только в чужих домах.
— Проходите, не стесняйтесь, — хозяйка, полная женщина лет шестидесяти, доброжелательно улыбнулась. — Осматривайтесь. Я тут кое-что прибрала, но если что не так — скажите.
Я кивнула и сделала первый шаг. Маленькая прихожая переходила в небольшую комнату с диваном и старым комодом. Кухня была отделена тонкой перегородкой. Скромно, но чисто. Не то чтобы я могла выбирать — денег хватило только на самый простой вариант.
— Тут, конечно, не хоромы, — словно прочитав мои мысли, вздохнула хозяйка. — Но всё необходимое есть. Холодильник рабочий, плита тоже. В ванной бойлер, так что горячая вода всегда. Тарелки-ложки в шкафчике над мойкой.
— Спасибо, — я поставила свою сумку на пол. — Мне достаточно.
— Если что понадобится, звоните, — она положила на комод связку ключей. — Тут два комплекта — на всякий случай. И вот ещё… — она замялась, словно не решаясь сказать что-то.
— Да?
— Я обычно не интересуюсь личной жизнью квартирантов, но… У вас всё в порядке? Вы выглядите расстроенной.
Я попыталась улыбнуться, но вышло, должно быть, не очень.
— Всё… наладится. Просто развод.
— Ох, — она сочувственно покачала головой. — Понимаю. Сама через это прошла. Тяжело поначалу, но потом становится легче. Если захотите поговорить — я в соседнем подъезде, квартира 16.
Когда за хозяйкой закрылась дверь, я опустилась на диван и огляделась. Сиротливые стены без фотографий, голая лампочка под потолком, скрипучий пол… Стало вдруг невыносимо жаль себя. В пятьдесят три года начинать всё с нуля, в съёмной квартире, без уверенности в завтрашнем дне.
Я встала и распахнула окно. Шум улицы ворвался в комнату — автомобильные гудки, детские крики с площадки, чья-то громкая музыка. Жизнь продолжалась, и эта мысль странным образом принесла утешение.
Из сумки я достала пакет с вещами первой необходимости. В шкаф повесила две блузки и брюки. На полке разместила зубную щётку и крем. На комод водрузила маленькую фотографию Даши — единственное, что взяла из семейных альбомов.
Дочь позвонила, когда я раскладывала постельное бельё.
— Мам? Как ты? — её голос звучал встревоженно. — Ты правда от папы ушла?
— Да, — я села на кровать, прижимая телефон к уху. — Так будет лучше для всех.
— Но почему? Что случилось? Он мне ничего толком не объяснил.
Я вздохнула. Не хотелось вываливать на дочь всю правду, но и лгать не имело смысла. Даша давно взрослая, у неё своя семья, свои дети.
— Папа продал бабушкину квартиру без моего ведома, — сказала я коротко. — Подделал документы.
На том конце повисло молчание. Потом Даша тихо охнула.
— Как он мог?
— Вот и я хотела бы знать.
— Мам, переезжай к нам, — решительно сказала она. — Места хватит. Мы с Сергеем будем только рады.
— Спасибо, милая. Но мне нужно побыть одной. Разобраться в себе.
Мы поговорили ещё немного, и я пообещала навестить её на выходных. После звонка стало легче. Как будто нить, связывающая меня с прошлой жизнью, не оборвалась, а просто натянулась сильнее.
К вечеру я уже развесила шторы — простые белые занавески, купленные в ближайшем магазине. Расставила чашки на кухонной полке. Постелила небольшой коврик у входа. Мелочи, но они делали это место чуть больше похожим на дом.
Сидя на подоконнике с чашкой чая, я смотрела, как зажигаются окна в доме напротив. Люди возвращались с работы, готовили ужин, укладывали детей. Обычная жизнь, которая всегда казалась мне такой понятной и предсказуемой. Как же я ошибалась.
Странно, но среди этой чужой квартиры, среди полупустых комнат и нерасставленных вещей, впервые за долгое время я почувствовала что-то похожее на покой. Это была не потеря. Это было начало.
Правда по-судейски
Здание суда неприветливо встретило меня — серые стены, люди с потухшими глазами, запах казённой бумаги.
— Всё будет хорошо, — подбодрил Михаил Степанович, поправляя папку с документами. — У нас железные доказательства.
Я кивнула, стараясь унять дрожь в коленях. Три месяца подготовки, и вот — решающий день.
В коридоре было душно и накурено, несмотря на запрещающие таблички. Я устроилась на деревянной скамье, разглядывая трещины на стенах, когда в конце коридора появился Юра. Он шёл быстрым шагом рядом с молодым лощёным адвокатом. Наши глаза встретились, и я заметила растерянность, мелькнувшую в его взгляде, но он тут же отвернулся, сделав вид, что не заметил меня.
«Трус», — подумала я. И тут же: «Как же он постарел за эти месяцы».
Зал оказался тесным и неуютным. Мы расселись по разные стороны — я с Михаилом Степановичем слева, Юра с адвокатом справа.
— Прошу всех встать, суд идёт! — провозгласил секретарь, и в зал вошла судья — сухощавая женщина с волосами, туго стянутыми в пучок.
Наши адвокаты говорили по очереди. Сначала мой — чётко, по делу, без эмоций. О подделке подписи, о том, что квартира была моим личным наследством, что в день «подписания» я находилась за триста километров от дома.
Потом выступил адвокат Юры, рассказывая о «благородных мотивах» и «спасении семьи от долгов». Я стиснула зубы, слушая эту наглую ложь. Какое спасение семьи, если я даже не знала о существовании этих долгов?
— Вы подтверждаете, что подделали подпись супруги? — спросила судья, внимательно глядя на Юру.
— Да, но… У меня не было выбора, — ответил он, опустив глаза. — Иначе у нас бы отобрали квартиру, в которой мы живём.
— Почему вы не обсудили ситуацию с супругой?
— Она бы не согласилась. Она всегда… берегла эту квартиру.
Я закрыла глаза. Тридцать лет вместе, а он даже не попытался поговорить, объяснить. Просто взял и предал.
Во время перерыва Юра неожиданно подошёл ко мне:
— Прости меня, — сказал он, глядя куда-то мимо. — Я действительно думал, что так будет лучше для всех. Мне угрожали…
— Ты предал меня, — тихо ответила я. — Не квартиру продал, а меня предал. Нас предал — нашу семью, наше доверие. И это я не прощу.
Решение суда было в мою пользу — сделку признали недействительной, квартиру постановили вернуть.
Я выиграла. Но вместо радости чувствовала только пустоту и усталость. Юра сидел, опустив голову, не поднимая глаз.
— Поздравляю, — шепнул мне Михаил Степанович. — Справедливость восторжествовала.
Я кивнула, думая о том, как странно: выиграла битву, но почему же так больно?
Новая жизнь
Утро встретило меня солнечными лучами, пробивающимися сквозь новые шторы — светло-бирюзовые, в тон обоям. Я потянулась в постели, наслаждаясь тишиной и отсутствием будильника. Сегодня можно было никуда не спешить.
Прошло почти полгода с того дня, когда суд вынес решение в мою пользу. За это время квартира бабушки не просто вернулась ко мне — она изменилась до неузнаваемости. Первым делом я сделала ремонт, о котором так давно мечтала. Ободранные обои уступили место светлым стенам, старый линолеум — ламинату, а разваливающаяся мебель отправилась на свалку.
Я сварила кофе и вышла с чашкой на балкон. Во дворе уже копошились соседские детишки, их звонкие голоса разносились в утреннем воздухе. Жизнь шла своим чередом.
После развода с Юрой я думала, что окажусь в пустоте, что останусь одна, никому не нужная. Но реальность оказалась совсем иной. Даша стала заезжать чаще, каждые выходные привозила внуков. Мы с Лидой возобновили наши посиделки по четвергам. А недавно я записалась на курсы компьютерной грамотности — давно хотела разобраться со всеми этими новомодными программами.
На столе в комнате лежали документы, которые мне предстояло изучить. Выписка из банка с новым счётом, открытым только на моё имя. Буклет пенсионной программы. Список вариантов вложения денег, который составил для меня сын Лиды — финансовый консультант.
Телефон завибрировал — пришло сообщение от дочери: «Мам, во сколько тебя ждать? Алёшка испёк печенье, говорит, специально для бабушки».
Я улыбнулась, представив серьёзное личико шестилетнего внука, старательно вырезающего формочкой фигурки из теста. Алёшка в последнее время часто звонил мне по видеосвязи, показывал свои рисунки и рассказывал о школьных приключениях.
Входная дверь скрипнула — почтальон просунул в щель рекламные листовки. Я собрала их с пола, мельком просматривая. Одна из листовок привлекла внимание — школа танцев для людей старшего возраста проводила день открытых дверей.
Танцы… В молодости я любила танцевать, но потом как-то забросила. Работа, семья, быт — всё это вытеснило многие увлечения. А теперь появилась возможность вернуться к тому, что когда-то приносило радость.
Интересно, каково это — снова почувствовать музыку всем телом? Ощутить лёгкость движения, забыть о годах и заботах? Я решила, что обязательно загляну на этот день открытых дверей. Что мне терять, в конце концов?
Взгляд упал на фотографию, стоящую на комоде — единственную, что осталась со старых времён. На ней мы с Юрой и маленькой Дашей на море, все счастливые, загорелые, улыбающиеся. Я не стала убирать этот снимок после развода. Это часть моей жизни, часть меня. То, что случилось потом, не может перечеркнуть тех счастливых лет.
Иногда я думала о Юре — как он там? Даша рассказывала, что отец сильно сдал, переехал жить к брату. Работает где-то охранником за копейки. Жалко? Наверное. Но уже не больно, скорее, как сожаление о чём-то безвозвратно ушедшем.
Я допила кофе и вернулась в комнату. На столе среди документов лежал блокнот со списком дел на сегодня: зайти в банк, выбрать подарок для внучки, позвонить мастеру насчёт кухонной мебели, записаться к парикмахеру…
Последний пункт я добавила, поддавшись внезапному порыву: «День открытых дверей. Школа танцев. 18:00».
Жизнь продолжалась — моя жизнь. Не такая, как я представляла себе раньше, но, возможно, даже лучше. Потому что теперь она действительно принадлежала мне.
Я расправила плечи и улыбнулась своему отражению в зеркале. Морщинки у глаз, седина в волосах — но взгляд стал другим. Спокойным. Уверенным. Живым.
В прихожей я надела новое пальто — бирюзовое, под цвет штор. Подарок самой себе на день рождения. Раньше я бы не решилась на такой цвет, выбрала бы что-нибудь неприметное, практичное. Но теперь… Теперь можно было позволить себе быть разной. Яркой. Настоящей.
Дверь за мной захлопнулась, и я на мгновение задержала руку на замке. Странное чувство — словно закрываешь не просто дверь, а целую главу жизни. И открываешь следующую.
— Здравствуйте, Вера Андреевна! — приветливо кивнула соседка с первого этажа. — Какое у вас красивое пальто!
— Спасибо, Нина Петровна, — я улыбнулась в ответ. — Хорошего вам дня!
День и правда обещал быть хорошим. А если нет — я сделаю его таким сама.
