Ольга аккуратно уложила чистые полотенца в шкаф и с облегчением выдохнула. «Наконец выходной», — подумала она и, взглянув на часы, решила, успеет ли заварить чай до того, как проснётся Виктор.
Полдень.
В субботу он предпочитал подольше полежать в постели, а потом медленно появиться на кухне, почесать затылок и в полусонном тоне попросить что-нибудь к чаю.
И непременно с чем-то вкусненьким, «чтобы к чаю, а не просто так».
Ольга, впрочем, не возражала — ей нравилось кормить, создавать домашний уют и тепло.
За свои 58 лет она накормила и первую семью, и вторую, и бесчисленное количество гостей, друзей и случайных знакомых, которых Виктор постоянно приводил «познакомиться».
Сначала это казалось милым.
Теперь — утомляло.
Но она молчала.
Виктор был хорошим человеком, как говорила её подруга Тамара.
Без пьянства, без женщин на стороне, с руками, которые умели и гвоздь забить, и плитку положить.
Правда, с деньгами у него отношения были… как у поэта с рифмой.
Иногда совпадали, а чаще — разбегались.
Он строитель.
Работал «на себя», но то объектов нет, то заказчик с деньгами пропал, то ещё что.
А она — бухгалтер.
Всё по плану, по графику, каждый гривна на своём месте. — Ольгочка, — прозвучало сипло из спальни. — Ты уже встала?..
А к чаю что-нибудь есть?
Ольга только улыбнулась про себя.
Ну вот, началось. — Блины будешь?
Я на кефире замешивала, с яблочком. — Ого, с яблочком! — Виктор выглянул из-за двери в семейных трусах с медведями. — Ты меня балуешь. — Кто ещё, как не я, — ответила Ольга, отворачиваясь к плите, чтобы он не заметил лёгкой гримасы.
Когда-то она действительно баловала.
Теперь — это стало привычкой.
И проявлением уважения к самой себе: раз пообещала блины, значит, они будут.
Пока Виктор стоял в прихожей, почесываясь, она расставила на столе тарелки, нарезала яблоки, полила их мёдом — чтобы красиво.
Включила радио — старая Аллегрова пела под гармонь.
Всё как обычно.
Всё привычно.
И именно в эту тихую, уютную атмосферу, словно натюрморт, врезалось то, что заставило усомниться во всём. — Ольг, — начал он между делом, жуя блины. — Послушай, ты же бухгалтер, умеешь считать, прикинь.
Илье надо платить за учёбу.
Там не много, сорок тысяч за семестр.
Со стройкой сейчас туго, клиент крутится, обещает, но ты же знаешь.
Короче, можешь пока заплатить?
Я потом верну, клянусь.
Ольга опустила вилку и медленно подняла глаза.
Тишина.
Даже радио словно замолчало, затаившись. — Что? — переспросила она, чтобы убедиться, что не ошиблась.
Виктор не заметил её напряжения.
Продолжал жевать и улыбаться, как обычно. — Ну, за учёбу Ильи.
Сорок тысяч.
Не на ветер, не кому попало, а сыну.
Ольга взяла салфетку и медленно вытерла руки.
Смотрела ему прямо в глаза.
Вдруг стало ясно: вот он, этот момент — когда что-то трещит по швам. — Ты правда думаешь, что я буду за них платить? — спросила она так тихо, что Виктор сначала не понял. — В смысле?
За них?
Это же дети.
Ну да, мои, но теперь вроде и твои тоже. — Вроде как? — Ольга ощутила, как внутри что-то закипает.
Было ли это тепло, злость или обида — она не поняла.
Только знала: назад пути нет.
Она поднялась и подошла к окну, чтобы не смотреть на его лицо.
Под окнами женщина выгуливала собачку, а дядя Коля тащил из «Пятёрочки» авоську, в которой неуклюже болталась бутылка водки.
Всё как обычно.
А внутри неё — что-то рвалось. — Я не мать твоим детям, Виктор.
Я не обязана.
Я старалась — да.
Помогала — да.
Но платить за их учёбу?
С каких пор это моя обязанность?
Виктор нахмурился и начал злиться. — Я не понимаю, почему ты так реагируешь?
Я же не на себя прошу, не на машину.
На учёбу, Ольг.
Разве это не важно? — Важно.
Но у меня есть дочь.
И у меня свои планы.
Мой отпуск — в июле, за него мне не платят.
Ремонт мы собирались начать.
Или ты забыл? — Ну перестань, ремонт всё равно откладывается.
А тут дети.
Неужели жалко? — Жалко? — Ольга обернулась.
Глаза сверкали. — А не жалко, что я вечно тащу всё на себе, а ты — только «потом верну»?
Ты вернул за диван, за холодильник, за подарок своей маме, за тот займ другу Владимиру?
Где?
Где хоть копейка вернулась?
Виктор молчал.
Потом пробормотал: — Я думал, мы семья.
Разве семья не должна помогать друг другу?
Ольга села.
Её руки дрожали. — Семья — это ты и я.
А не ты, я и твои долги.
Не твои дети, за которых я обязана платить.
Не твои обещания.
Пойми это.
Он встал и стукнул кулаком по столу: — Понятно.
Значит, я один.
Всё ясно.
И ушёл в спальню. Дверь захлопнулась.
