Когда раздался резкий, настойчивый звонок в дверь, Ирина осталась совершенно спокойной. Она знала, что этот момент наступит.
Ей было ясно, что Анна не из тех, кто умеет извиняться.
Она предпочитала нанести первый удар, чтобы сразу взять ситуацию под контроль.
Ирина открыла дверь.
Перед ней стояла Анна.
Её обычно скучающее и недовольное лицо было искажено праведным гневом.
Она пришла не просить прощения, а выносить приговор.
За её спиной, на ступеньке ниже, стоял Владимир.
Он успел переодеться в какие-то сестрины спортивные штаны и старую футболку, и в этом виде, с мокрыми, приглаженными волосами, походил на побитого пса, которого вывели показывать новому хозяину. — Ты совсем с ума сошла? — выпалила Анна вместо приветствия, толкнув Ирину плечом и войдя в квартиру. — Выливать суп на человека?
Обращаться с моим братом так из-за каких-то тряпок?
Посмотри на себя в зеркало, кем ты стала!
Ирина без слов закрыла дверь и повернулась к золовке.
Она не повысила голос.
Прислонившись к стене и скрестив руки на груди, она с холодным интересом изучала Анну. — Заходи, Анна.
Я тебя ждала.
Привезла мои вещи?
Или только мораль с собой принесла?
Такое спокойствие выбило Анну из колеи.
Она рассчитывала на ссору, на громкие крики, в которых её собственный голос был бы уместен.
Но вместо этого её встретила стена. — Какие вещи? — вспылила она. — Я спасала брата от твоего мещанства!
Вы погрязли в этом хламе, у вас вся жизнь — это ценники и бренды!
У тебя их слишком много, ты даже не ценишь то, что имеешь!
Я лишь восстановила справедливость.
Отдала пару твоих кофточек тем, кому они нужнее.
А шуба… шуба пригодится мне самой, не в пуховике же всю зиму ходить, пока вы по Мальдивам разъезжаете!
Она говорила громко, жестикулируя, прохаживаясь по прихожей, как по своей территории.
Владимир молча прошёл за ней и остановился у стены в гостиной, стараясь выглядеть так, будто внимательно рассматривает узор на обоях.
Он предоставил поле боя сестре. — Дело ведь не в вещах, Анна, — тихо произнесла Ирина, и этот нежный голос заставил золовку замолчать на полуслове. — Ты никогда не могла смириться с тем, что у меня всё это есть, а у тебя — нет.
Тебе не нужна моя шуба.
Тебе важно, чтобы у меня её не было.
Ирина оттолкнулась от стены и медленно направилась в комнату, заставляя Анну пятиться назад. — Ты всегда ненавидела эту квартиру после ремонта.
Когда мы обновили мебель, ты месяц ходила с таким лицом, словно у тебя зуб болит.
Тебя раздражали наши фотографии из отпуска, ты каждый раз колко спрашивала: «Ну что, опять на наши налоги отдохнули?».
Хотя прекрасно знала, что я зарабатываю втрое больше твоего Владимира.
Тебя не покидала зависть к моей должности, моей машине, даже к тому, как я одеваюсь.
Ты приходила сюда не как гостья, а чтобы найти новый повод для своей ненависти.
Каждое слово было точным и попадало в цель.
Анна отступала, её лицо теряло праведную маску, обнажая нелицеприятную, откровенную зависть.
Она искала поддержки, обернулась к брату, но тот лишь глубже прижался к стене.
Он не намеревался её защищать.
Осознав, что её словесная атака провалилась и её разоблачили, Анна решила применить последний, главный козырь.
Она остановилась, победно усмехнулась и снова посмотрела на Ирину. — Говори что хочешь.
Но Владимир всегда будет на стороне своей семьи, своей крови!
А ты для него — чужой человек! — она сказала это громко, вызывающе, затем повернулась к брату, ожидая от него подтверждения.
Она смотрела на него, требуя, чтобы он наконец определился.
Слова Анны, сказанные с победной ухмылкой, не достигли цели.
Ирина даже не обратила на неё взгляда.
Вся её вселенная в этот момент сузилась до фигуры мужа, жалко застывшего у стены.
Анна со своей примитивной завистью и наглостью была лишь катализатором, лакмусовой бумажкой, выявившей истинную сущность Владимира.
Он не был жертвой манипуляций, а почвой, в которой они дали богатый урожай.
Весь фокус внимания, вся тяжесть невысказанных вопросов, вся горечь предательства — всё было направлено на него. — Это правда? — спросила Ирина, голос её, лишённый эмоций, прорезал напряжённую тишину в комнате.
Она не повторила вопрос и не стала уточнять.
Они оба, и Владимир, и Анна, прекрасно понимали, о чём идёт речь. — Твоя сестра и её представления о справедливости для тебя важнее меня и нашего дома?
Ответь.
Да или нет.
