— Ты только не вздумай говорить, что твои родители nьют, — шепнул Кирилл, когда они стояли в лифте.
— Лучше скажи, что отец ум.eep , а мать где-то далеко. Или просто скажи, что ты с бабушкой жила.
Лена вздохнула. Это была не просьба, а инструкция, которая заставляла сердце сжиматься и истекать кровью. Впрочем, что он мог знать о таких вещах?
Его мама работала бухгалтером в строительной фирме, отец — военным. Интеллигенция, обсуждают картины и композиторов, всех называют по отчеству. Наверное, даже собаку.
А она в детстве пряталась в шкафу и тихо сидела, чтобы на неё никто не сорвался.
— Я и не собиралась устраивать перед ней исповедь, Кирилл, — она глянула на своё отражение в зеркале лифта.
Подтянутая, волосы собраны, блузка отутюжена. Кажется, всё в порядке. Только ладони вспотели.
В дверях их встретила женщина с таким выражением лица, как будто Кирилл не невесту с собой привёл, а притащил пакет с тухлой рыбой.
— Здравствуйте, Раиса Ивановна, — вежливо сказала Лена.
— Ну, здравствуй, — без тени улыбки ответила та и смерила её взглядом. — Заходите.
Квартира была чистой до стерильности. Всё в бежево-бурых тонах. В прихожей висели вышитые крестиком картины, а на полке стояли иконы и фарфоровые статуэтки. Лена почувствовала себя так, будто пришла не в гости, а в музей.
На кухне их ждал чай с магазинным тортом.
— Кирилл говорил, ты студентка. А где учишься? — поинтересовалась Раиса Ивановна.
— На филфаке. Второй курс. Учусь на бюджете, ещё подрабатываю репетитором по русскому.
— А родители?
— Я с бабушкой живу. Родители… С ними всё сложно, — Лена почувствовала, как покраснели кончики ушей. — Они давно исчезли из моей жизни.
Раиса Ивановна кивнула, но в глазах мелькнуло удовлетворение, как у человека, который только что угадал диагноз.
— Ну, понятно. Бывает, конечно. Главное, что ты стараешься.
Кирилл сидел молча, уткнувшись в свою тарелку. Он предпочитал не вмешиваться. Лена вдруг поняла: он знал, каким будет разговор, но всё равно привёл её сюда. Может, надеялся, что обойдётся. Может, ему было всё равно.
— Кирилл говорил, вы уже подали заявление? — Раиса Ивановна смотрела на Лену с надеждой, будто желая услышать заветное «нет».
— Да, подали. Через два месяца свадьба, — сказала Лена, сохраняя спокойствие из последних сил.
— Молодёжь нынче всё торопится. Раньше всё как-то… по-человечески, обдуманно, через родителей. Сейчас сразу — бах, и заявление.
— Сейчас другие времена, — Кирилл наконец-то вставил слово, но без особой решительности в голосе.
После чая Раиса Ивановна повела Лену на разведку: посмотреть на комнату Кирилла. Та была вылизана дочиста. На столе — стопка учебников, глобус и рамка с детской фотографией Кирилла в костюме зайца.
Полки забиты книгами и какими-то дорогими коллекционными фигурками. Кровать — вся в расшитых вручную подушках. Всё как у людей.
Но для Лены это было чем-то недостижимым.
— Кирилл у нас всегда был особенным, — сказала Раиса Ивановна, встав у двери. — Тянулся к лучшему, понимаешь?
Лена молча кивнула. Понимала. Только под «лучшим» Раиса явно имела в виду не невестку.
Лена вскоре попрощалась и поехала домой. В автобусе она смотрела в окно и чувствовала, как пылают щёки. Не от обиды и не от злости. Те угасли ещё за столом.
Это был стыд. Перед самой собой, перед бабушкой, которая вкалывала на трёх работах, чтобы внучка не попала в приют, перед бессонными ночами, экзаменами, подработкой.
Лене казалось, что вся её жизненная борьба вдруг стала чем-то незначительным и грязным.
— Ты чего молчишь? — спросил Кирилл, положив руку ей на коленку. — Мама… Ну, она строгая просто. Ей нужно время.
— Нормально всё, — сказала она и невольно отодвинулась к окну. — Спасибо за чай.
Тогда все эти печали казались сущими мелочами. Но позже они начали складываться в один большой пазл. Особенно когда они стали задумываться о пополнении в семье.
— Может, не сегодня? — бормотал Кирилл, копаясь вилкой в гречке. — Я спать хочу. Давай просто полежим.
— Сегодня благоприятный день, Кирилл, — напомнила Лена, не отрываясь от календаря на холодильнике. — Если опять отложим, считай, всё окно мимо.
— Ты как будто на марафоне… Вот прям сегодня обязательно? Следующего месяца не будет?
Она нервно сглотнула. Её голос звучал спокойно, но в груди давно поселилась тревога. Отношения стали похожи на расписание. Каждый месяц сначала романтика, потом — контроль и надежда, а в конце — разочарование.
Поначалу они не обращали внимания на неудачи, пробовали народные способы и верили, что просто «время ещё не пришло». Но через год стало не до шуток.
Лена пошла по врачам. Выяснилось, что у неё немного скачут гормоны. Сущие мелочи, но она старательно прошла курс и сдала анализы повторно. Всё выровнялось, однако результат оставался прежним.
Одна полоска.
— Кирилл, может, ты тоже проверишься? — осторожно спросила Лена однажды. — Ну, чтобы исключить. Просто это же в обе стороны работает.
Он бросил на неё такой взгляд, будто она спросила, не хочет ли он переехать в зоопарк, прямо в клетку ко льву.
— Ты сейчас серьёзно? Я, по-твоему, неполноценный?
— Я не пытаюсь тебя обидеть, — мягко ответила Лена. — Просто хочу разобраться, в чём дело. Это же в общих интересах.
Он молчал не меньше минуты, потом резко встал, натянул куртку и ушёл. Кирилл впервые провёл ночь где-то в другом месте. Вместе с ним из их дома ушла и часть прежнего тепла.
На следующее утро дверь открылась без звонка. У Кирилла были свои ключи, а за ним в квартиру вошла Раиса Ивановна, причитая вполголоса.
— Я же сразу говорила, что толку не будет. Не наша порода. Ну ничего, сынок, бывает, — бормотала свекровь.
Елена услышала голоса и вышла из кухни.
— Привет, Кирилл. Здравствуйте, Раиса Ивановна, — она уже заранее нервничала, но старалась скрыть это. — А что случилось?
— У тебя спросить надо, что случилось! — Раиса Ивановна сразу перешла в наступление. — Кирилл пришёл и говорит, мол, ты его обвинила, что дети не получаются. Это как понимать? Ты на анализы его тянешь так, будто он дефектный! С больной головы на здоровую перекладываешь!
— Никого я не тащила. Я просила обследоваться вдвоём. Мы же пара. Это логично, — Лена говорила спокойным, но уставшим голосом: почти не спала ночью.
— Логично! — передразнила свекровь. — А ещё логично, что у вас ничего не получается. У тебя в роду там всё через одно место, сплошная алкашня. А у нас всё нормально. У двоюродного брата Кирилла трое детей, у племянницы — двойня. А ты…
— Раиса Ивановна, у меня с анализами всё хорошо, — перебила Лена. — Я всё прошла, даже повторно. Врачи говорят, что я здорова. Но вы же не хотите это слышать.
— О, конечно! Конечно, здорова! Только почему-то год — и ничего! И где гарантии, что потом что-то изменится? Я говорила Кириллу, что он себя губит, тратит время впустую!
Кирилл всё это время стоял у стены и молчал. Лена повернулась к нему.
— Почему ты молчишь? Ты согласен с ней? Ты же знаешь, что со мной всё в порядке, что я проверялась. Ты же знаешь…
— А мне не нужно ничего проверять, — наконец заговорил он. — Со мной всё хорошо, я и так это знаю. Не хочу, чтобы меня разбирали по пробиркам. Хочешь — лечись дальше. Я пас.
Раиса Ивановна одобрительно кивнула, как будто сын наконец сделал правильный ход в шахматной партии.
После их ухода Лена села на пол, обняла колени и долго смотрела в одну точку. Даже не плакала, просто сидела, мыслями пребывая где-то не здесь.
Её опять признали «бракованной», бесперспективной.
Развод был быстрым. Лена больше не видела свекровь. Та лишь передала через сына, что будет молиться, чтобы Кирилл нашёл себе «нормальную женщину».
Лена всё ещё чувствовала вину. Не потому что виновата, а потому что её в этом убедили.
Поначалу Елена ставила на себе крест. Слишком боялась повторения той же истории, не хотела стать чьим-то чемоданом без ручки, уверяла себя в том, что она не создана для семьи. Однако всё сложилось совсем иначе.
Они с Артёмом познакомились на работе: он пришёл на место уволившегося инженера. Весь в себе, в старых джинсах и потрёпанной куртке, он поначалу показался Лене неприметным.
Постепенно выяснилось, что Артём обладает уникальным навыком: он умел внимательно слушать. Без непрошеных советов, осуждения или отмашек в духе «ну, у всех проблемы». И даже прислушивался к чужому мнению. Лене это казалось чем-то фантастическим.
Когда между ними начали складываться отношения, она долго решалась на разговор. По ночам в её сердце вгрызался страх: ей казалось, что он тоже уйдёт, когда узнает.
Лена несколько раз выбирала дату и переносила её. Когда Лена решилась, она сказала всё сразу: про первый брак, про Раису Ивановну, про попытки, про врачей, про диагноз, которого на самом деле не было.
Она ждала шторма, а Артём лишь пожал плечами.
— Ну, если ничего не получится, возьмём из детдома. Там хорошие дети, им просто не повезло. Ты же не против?
Лена смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она привыкла к иной реакции, а он… Он просто продолжал есть суп и спрашивал, куда они поедут в субботу: в лес или в музей.
Они договорились рассмотреть другие варианты, если не получится. Но им не пришлось.
Сперва Лена почувствовала непривычную тошноту, потом не поверила результатам теста, но после УЗИ — пришлось. Артём стоял рядом, смотрел на экран и крепко держал её за руку. Потом первого чуда случилось второе: после сына родилась дочь.
В доме Лены больше не раздавались слова «порода», «алкашня», «неполноценная». Вместо этого постоянно слышалось «я сам уложу», «оденься потеплее», «люблю». Счастье пришло, когда надежда на него почти умерла.
И так же неожиданно о себе напомнило прошлое.
В мессенджере появилось сообщение от знакомой по университету. Лена едва помнила её, но когда-то они неплохо общались.
— Слушай, ты ведь с Кириллом была раньше? — писала она. — Он с Алёной сошёлся, а три дня назад они подали на развод. Опять история с детьми. Опять не пошёл на обследование. Мама его всем рассказывает, что там невестка виновата. Пишет, мол, жаль мальчика, такие бабы попадаются.
Лена смотрела на экран, чувствуя, как фантомная боль постучалась в дверь. Не с грохотом, а тихо, настойчиво.
И Лена решила не открывать.
Она допила чай, удалила сообщение и вышла во двор. Дети возились в песочнице, Артём сидел рядом и чинил колесо на велосипеде.
— Мам, посмотри, какая высокая башня! — крикнул ей сын. — Там живут король и королева!
— Красиво, — кивнула Лена и присела рядом, улыбаясь. — Поможешь Лизе построить такую же?
— Попробую, — сын сосредоточенно нахмурился. — Если не получится, будет одна на двоих.
Лена больше не чувствовала себя виноватой. Ей не пришлось даже думать о мести: справедливость пришла сама. А Лена… Лена в это время просто жила. Она не злорадствовала и никому ничего не пыталась доказать. Больше не хотела, потому что была занята другими, более важными вещами.
Например, людьми, которые действительно её любят, принимают и готовы строить будущее вместе, а не бороться с ней ради самоутверждения.
