Может быть, Владимир, охваченный радостью, слишком много говорил, а слухи дошли до Игоря. — Во-первых, Денис вовсе не придурковатый, а мой родной внук, — произнесла она холодно. — Во-вторых, Марина для меня — чужая девочка, совершенно незнакомая.
И, наконец, это мои деньги и моя квартира, и распоряжаюсь ими я так, как считаю нужным. — Ах, как считаешь нужным! — сын подошёл так близко, что она ощутила запах его пота. — Ты должна!
Если одному подарила, то и другому обязана подарить такую же!
По закону!
По закону справедливости! — Какая справедливость? — резко вскрикнула она. — Где была ваша справедливость, когда я одна лежала в больнице с высоким давлением?
Где вы все были?!
Ты приходил?
Твоя дочь заходила ко мне?
Нет!
Со мной были Владимир и Наташа!
И, конечно, Денис.
Они заботились обо мне, покупали лекарства!
Они — моя семья, а не вы!
Вы вспоминаете обо мне только тогда, когда вам что-то нужно! — Старая дура! — взревел Игорь. — У меня больше нет матери!
Ты — ничтожество!
И умирать будешь одна, в полном одиночестве, и никто к тебе не придёт!
Никто!
Он кричал, брызгал слюной, его лицо искажалось до неузнаваемости.
В тот момент в Тамаре Сергеевне что-то окончательно оборвалось.
Вся боль, все обиды, все годы молчания — всё это сменилось ледяным спокойствием.
Она встретила его взгляд и произнесла тихо, но так, что он замолчал: — У меня давно нет сына, Игорь.
Он умер для меня в тот день, когда выбрал Ольгу и забыл дорогу в мой дом.
А эту квартиру, — она обвела рукой комнату, — я тоже оставлю Владимиру и его семье.
Тебе здесь ничего не светит.
А теперь уходи.
Он смотрел на мать с ненавистью и растерянностью.
Затем плюнул на пол у её тапок, развернулся и ушёл.
На этот раз, она знала, навсегда.
На следующий день к ней заглянула подруга, Ирина.
Тамара Сергеевна рассказала ей обо всём. — Тамар, ты не права, — покачала головой Ирина. — Ну, парень оступился, ослеп от любви.
Жена у него ужасная, это сразу было видно.
Он же твой сын, плоть от плоти.
Лишать его наследства… Это слишком жестоко.
Прости его.
Тамара Сергеевна смотрела в окно, где на ветке старой берёзы прыгали воробьи. — Ирин, я простила его давно.
Я простила всё: и грубость, и равнодушие, и то, что он меня бросил.
Но я не могу простить одного… — Чего? — удивилась подруга. — Того, что у меня не было внучки.
Я не знала эту девочку.
И того, что он пришёл ко мне не как сын, а как обычный вымогатель.
Сын попросил бы.
Сказал бы: «Мама, помоги, у нас беда».
А он пришёл с требованиями, с криками, с оскорблениями.
В нём не осталось ни капли любви, Ирин.
Ни малейшего уважения.
Только холодный расчёт.
А я не могу делить свою жизнь и свою любовь с тем, кто видит во мне лишь источник денег.
Она повернулась к подруге.
Глаза её были ясными и сухими. — Я всё для себя решила.
Я имею право отдать своё тем, кто был рядом в трудные моменты.
Кто любит меня не за квартиры и деньги, а просто так.
За то, что я — мама и бабушка.
Ирина вздохнула, но не стала спорить.
Тамара Сергеевна подошла к телефону и набрала номер нотариуса, чтобы назначить встречу.
За окном ярко светило солнце.
Она знала, что впереди у неё тихая, спокойная старость рядом с теми, кто действительно её любит.
