— Дмитрий, завтра нужно оплатить, — голос Ольги звучал ровно и без эмоций, словно простое констатирование факта, как напоминание о предстоящем утреннем дожде.
Она аккуратно разложила на кухонном столе стопку квитанций.
Они легли рядом с его локтем, словно молчаливое упрёк за его полное бездействие.
Он сидел, сутулясь над телефоном, и яркий свет экрана отбрасывал на его лицо холодные, мертвенно-бледные отблески.
Большой палец медленно и методично листал бесконечную ленту коротких, бессмысленных видео.
Звук в динамике был выключен, но Ольга почти осязала этот поток чужой, пустой жизни, который он впитывал каждый вечер.
Она поставила на стол две чашки с горячим чаем, и аромат бергамота на мгновение перебил застоявшийся запах их молчаливого вечера. — С тебя половина, — сказала она, садясь напротив.
Дмитрий лениво оторвался от телефона.
Он не взглянул на счета.
Он не посмотрел на неё.
Его взгляд, пустой и слегка раздражённый тем, что его отвлекли от важного занятия, скользнул куда-то за её плечо.
Потом на губах его появилась кривая, самодовольная усмешка, которая заставила Ольгу внутренне похолодеть задолго до того, как он что-то произнёс. — С чего это? — сказал он легко, почти с усмешкой, словно отвечал на самую нелепую шутку в мире. — Квартира твоя, так и плати.
А я при чём?
Его слова упали в тишину кухни не громко, а словно пылью.
Тем самым мельчайшим, едким слоем, который забивается в лёгкие и мешает дышать.
Ольга застыла, сжимая в руках горячую чашку.
На одно короткое, ошеломляющее мгновение весь мир сузился до его лица, до этой самодовольной улыбки и взгляда, в котором не было ни злости, ни обиды, ни даже простого интереса.
Там царила лишь абсолютная, железная уверенность в собственной правоте.
Она смотрела на него так, будто видела впервые.
Не мужа, с которым прожила пять лет.
Не человека, которого когда-то любила.
А совершенно чужого, постороннего, который по какому-то странному стечению обстоятельств оказался за её кухонным столом и теперь диктовал ей правила жизни на его, Дмитриевой, планете.
И на этой планете он, судя по всему, был центром вселенной, а все остальные — просто обслуживающим персоналом.
Он произнёс это и снова уткнулся в телефон, считая разговор завершённым.
Для него это была аксиома, не требующая обсуждения.
Он не ожидал споров.
Он не ждал возражений.
Он лишь озвучил, с его точки зрения, очевидную истину и вернулся в свой уютный цифровой мир.
А Ольга продолжала сидеть неподвижно.
Внутри не вспыхнула ярость.
Не поднялась волна обиды.
Произошло нечто иное, куда более страшное.
Что-то с оглушительным щелчком встало на свои места.
Как будто в тёмной комнате внезапно зажгли слишком яркий, безжалостный свет, и она увидела всё: ободранные углы их отношений, паутину лжи, которую сама же плела, чтобы не признавать правду, и его — не опору и партнёра, а тяжёлый, неподъёмный груз, который она тащила на себе всё это время, убеждая себя, что это и есть семья.
Она медленно, с какой-то новой, незнакомой ей изящностью поставила чашку на стол.
Звук был едва слышен, но Дмитрий почему-то оторвался от телефона и посмотрел на неё.
Усмешка ещё не спала с его лица, но в глазах мелькнуло недоумение.
Он почувствовал, как изменился воздух в комнате. — Ты права, — её голос оставался спокойным, но в нём прозвучала новая, металлическая нотка.
Она говорила медленно, чётко выговаривая каждое слово. — Это моя квартира.
Она сделала паузу, наслаждаясь его растущим замешательством, которое сменялось тревогой.
Он не понимал, куда она клонит, но инстинкт хищника, почувствовавшего угрозу, заставил его напрячься. — Значит, убирайся из моей квартиры, если не собираешься платить ни копейки за общие расходы, дорогой!
Или ты думаешь, что здесь тебе дадут бесплатное ночлег?
— Но… — У тебя есть час, чтобы найти себе другое место.
Время пошло. — не дала она ему вставить слово.
Тишина после её слов продлилась недолго.
Она раздалась под короткий, резкий смешок Дмитрия.
Это был не смех радости, а звук презрения — сухой и трескучий, словно сломанная ветка.
Он отложил телефон на стол, но сделал это медленно, с ленцой, будто оказывает ей великое одолжение.
Откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и впервые за вечер внимательно посмотрел на неё — взглядом энтомолога, рассматривающего особенно забавное и нелепое насекомое. — Ольга, Ольга… — протянул он с оттенком снисходительного укора, будто разговаривал с капризным ребёнком, устроившим истерику в магазине игрушек. — Ты серьёзно?
Решила сыграть драму, стать сильной и независимой хозяйкой квартиры?
Давай, давай, это даже забавно.
Его усмешка расширилась, обнажая ровные белые зубы.
Он явно наслаждался моментом, считая её ультиматум лишь неуклюжей попыткой манипуляции, которую легко разобьёт.
Ольга молчала.
