Ольга решилась на то, чтобы сбрить волосы после того, как поссорилась с Натальей Сергеевной.
Наталья Сергеевна была буквально одержима волосами Ольги — с самого детства настаивала на том, чтобы они были длинными, не брила даже в год, регулярно втирала репейное масло и покупала специальные дорогие расчёски.
Она боялась, что у Ольги может развиться алопеция, как у неё самой, хотя ни репейное масло, ни модные расчёски не помогли Наталье Сергеевне справиться с этой проблемой. – Какие у тебя красивые волосы! – всегда вздыхала она, когда Ольга собирала их в хвост. – На твоём месте я бы носила их распущенными.
Фраза «на твоём месте» звучала от Натальи Сергеевны постоянно, словно она надеялась, что это выражение не будет казаться слишком давящим или вызывающим чувство вины.
И вот в очередной раз — когда Ольга забрала документы из университета, хотя до окончания оставалось полтора года, Наталья Сергеевна вновь начала своё «на твоём месте»… – Ты не на моём месте! – взорвалась Ольга. – У самой-то нет высшего образования!
Это была вторая больная точка Натальи — она родила Ольгу, прервала учёбу и начала работать.
Потом уже не до учёбы было, да и в её возрасте учиться становилось всё труднее.
Наталья Сергеевна сама неоднократно говорила об этом, но в этот раз вдруг обиделась и высказала Ольге всю правду: что живёт ради неё, а та ничего этого не ценит.
Ольга не выдержала обиды: взяла машинку у подруги, которая стригла папу и брата, и сбрела свои роскошные волосы.
Сразу после этого она пожалела о своём поступке.
Наталья Сергеевна же плакала и не разговаривала с Ольгой целый месяц.
В кофейне, где устроилась работать Ольга, она познакомилась с Ильёй.
Он был моложе её на год — недавно вернулся из армии и готовился к поступлению, поэтому тоже подрабатывал.
Илья сразу же привлёк внимание Ольги.
Так, что ей было стыдно признаться, что она сбривала волосы из-за ссоры и глупости.
Поэтому она придумала, будто у неё был рак, но теперь всё хорошо.
Илья смотрел на неё так, словно она была главной героиней какого-то драматического сериала.
Обычно его взгляд был озорным и насмешливым, но сейчас он стал мягким и полным восхищения, из-за чего Ольге сразу стало неловко. – Представляю, через что тебе пришлось пройти, – сказал он. – Ты настоящая молодец.
Знаешь, в армии я встречал разных сильных людей.
Но твоя сила — это что-то особенное.
Ты боролась не с внешним врагом, а с внутренними демонами.
И выиграла.
Ольга взяла стакан воды, чувствуя, как её пальцы начинают дрожать.
Что же она наделала! – Нет здесь моей заслуги, – тихо проговорила она, опуская взгляд. – Это всё благодаря врачам. – Не стоит скромничать, – улыбнулся Илья, и на его щеке появилась ямочка, которую Ольга обожала. – Многие ломаются в такой ситуации.
А ты стоишь здесь, улыбаешься, работаешь.
И выглядишь так, будто это сделало тебя только сильнее.
Каждое его слово отзывалось в Ольге сильным чувством стыда. «Сильнее».
Она не была сильной, а лишь слабой.
Слабой, чтобы признаться в своей ошибке, слабой, чтобы принять последствия перед Натальей Сергеевной, и настолько слабой, что придумала страшную болезнь, лишь бы не сказать: «я поссорилась с Натальей Сергеевной и побрилась налысо». – Илья, – начала она, и голос её задрожал.
Она хотела сказать: «Илья, я всё выдумала».
Хотела открыть ему уродливую правду, увидеть в его глазах сначала недоумение, затем разочарование, а может быть, и отвращение.
Это было бы заслуженно.
Это было бы честно. – Да? – переспросил Илья, наклонив голову. – Что именно?
В горле у Ольги застрял комок.
Признаться сейчас — значит разрушить тот хрупкий мир, который начал строиться между ними, этот тонкий мост из взглядов и улыбок.
Значит, увидеть, как восхищение в его глазах погаснет навсегда. – Ничего, – выдохнула она, заставляя себя улыбнуться.
Улыбка получилась кривой и неестественной. – Просто спасибо.
За твои слова. – Да брось, – он легко прикоснулся к её руке, и от этого касания по коже пробежали мурашки. – Я просто говорю, как есть.
Ольга кивнула и отошла к посетителям, которые только что вошли.
Работа стала для неё спасением.
Она могла притвориться занятой, уткнуться в кассовый аппарат, в приготовление заказов — лишь бы не смотреть ему в глаза.
Весь оставшийся день она чувствовала себя актрисой, играющей чужую роль.
Каждая улыбка, обращённая к Илье, была неискренней.
Каждый её смех — натянутым.
А он становился всё внимательнее и нежнее.
Он видел в ней хрупкий фарфор, переживший пожар, а на самом деле она была лишь куском пластмассы, окрашенным под старину.
Когда вечером они закрывали кофейню, Илья неожиданно сказал: – Знаешь, Ольга… со мной рядом с тобой очень спокойно.
По-настоящему.
Они стояли у выхода, и уличный фонарь отбрасывал длинные тени.
Ольга смотрела на его силуэт и понимала, что рано или поздно потеряет его.
Не сейчас, не в эту минуту, но обязательно потом.
Чем крепче он поверит в выдуманную ею Ольгу, тем сильнее будет разочарование в настоящей.
Вот сейчас и надо сказать правду.
Сейчас. – Мне тоже, – прошептала она, и это было единственное настоящее признание за весь день.
Она шла домой одна, холодный ветер играл с её короткими волосами.
Раньше этот ветер напоминал ей о её глупости.
Теперь он напоминал о её предательстве.
Она обманула самого доброго и честного человека, который появился в её жизни.
И самый ужас заключался в том, что если бы он прикоснулся к ней сейчас, она бы расплакалась.
