Михаил резко вскочил с дивана. — Подожди, не спеши!
Мы можем всё обсудить! — Нечего больше обсуждать, — Тамара наклонилась над столом и поставила подпись на первом листе. — Девять месяцев мы всё обсуждали.
Результата нет. — Тамарочка, прости, я изменюсь! — голос мужа дрогнул. — Правда, изменюсь!
Начну платить, обещаю! — Обещаешь? — женщина подняла на него глаза. — Как год назад обещал?
Когда уговаривал оформить кредит? — Тогда всё было иначе! — Правда?
Чем именно? — она подписала второй лист. — Тем, что тогда ты обещал платить половину, а сейчас обещаешь хотя бы что-то начать платить?
Михаил сжал её руку. — Не делай глупостей!
Подумай хорошенько!
Тамара вырвалась.
Подписала.
Аккуратно сложила документы обратно в папку. — Завтра подам бумаги, — сказала ровным голосом. — Договорись с адвокатом.
И да, по поводу кредита — будем делить поровну.
Закон на моей стороне.
Муж опустился на диван, уронив голову в ладони. — Ты не можешь просто так уйти… — Могу, — Тамара застегнула папку. — И ухожу.
Точнее, не ухожу.
Квартира моя, куплена до брака.
Так что собирайся. — Мне некуда идти… — Есть куда.
К маме.
К той самой, ради которой всё это началось.
Михаил посмотрел на неё глазами, полными слёз. — Пожалуйста… дай мне шанс… — Давала, — женщина отвернулась. — Двенадцать шансов.
По одному каждый месяц.
Хватит.
Следующие две недели прошли в мучительном молчании.
Михаил пытался говорить, просил прощения, клялся в изменениях.
Тамара не поддавалась.
Слишком много пустых слов было сказано.
Слишком много обещаний, которые рассеялись словно дым.
Документы оформили быстро.
Развод прошёл без задержек — имущество не делили, детей не было.
Остался лишь кредит.
Суд рассмотрел историю платежей.
Выяснилось, что из двенадцати месяцев Тамара полностью оплатила девять и частично покрыла долю мужа ещё три.
В итоге на её счету — семьсот двадцать тысяч гривен выплат, у Михаила — двести тридцать.
Судья разделил оставшуюся сумму кредита с учётом уже внесённых платежей.
Тамаре назначили восемьсот пятьдесят тысяч, Михаилу — полтора миллиона.
Когда вышли из зала суда, бывший муж выглядел разбитым. — Полтора миллиона, — пробормотал он. — Где я столько возьму? — Не знаю, — Тамара пожала плечами. — Может, мама поможет?
Ради которой всё начиналось.
Михаил дернулся, хотел что-то сказать, но женщина уже направлялась к выходу.
Дома Тамара заварила чай и села у окна.
Впервые за год почувствовала нечто похожее на облегчение.
Да, впереди ещё восемьсот пятьдесят тысяч долга.
Да, придётся выплачивать несколько лет.
Но это её решение.
Её ответственность.
Без лжи, манипуляций и пустых обещаний.
Телефон завибрировал — сообщение от Михаила.
Женщина даже не стала читать.
Удалив, заблокировала номер.
Прошлое осталось в прошлом.
Тамара Сергеевна звонила — требовала объяснений, обвиняла в разрушении семьи, плакала в трубку.
Тамара выслушала спокойно, затем сказала: — Ваш сын взрослый человек.
Пусть сам разбирается с последствиями своих решений.
А я больше не участвую в этом спектакле.
И положила трубку.
Коллеги на работе недоумевали — почему развелась?
Казалось, всё было нормально.
Тамара не рассказывала подробно.
Просто говорила: не сошлись характерами.
И это была правда.
Не сошлись в понимании ответственности, честности, равноправия.
Через месяц после развода Тамара случайно встретила Михаила в магазине.
Бывший муж выглядел измученным, осунувшимся.
Он пытался заговорить, но женщина прошла мимо.
Останавливаться не было смысла.
Ещё через два месяца она узнала от общих знакомых: Михаил живёт у матери, перебивается случайными подработками.
Кредит платить не в силах, банк грозит судом.
Тамара Сергеевна выставила квартиру на продажу, чтобы закрыть долг сына.
Тамара не испытывала ни злорадства, ни жалости.
Просто приняла информацию и забыла.
Это была чужая жизнь.
Чужие проблемы.
Собственный кредит женщина выплачивала исправно.
Продолжала много работать, но уже не до изнеможения.
Позволяла себе маленькие радости — раз в месяц ходила в кино, покупала любимый кофе, обновила гардероб.
Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло.
Тяжело?
Да.
Но честно.
Без лжи и обмана.
И это стоило дороже любых обещаний.
